— Пошли, — сержант вывел его из комнаты и попытался вывести прочь из заведения.
— Куда?
— Ретт, не глупи, тебе нужно уехать и быстро.
Тот стоял, не в силах осознать. Что?..
— Ты Шеферд! Ты представляешь, какой будет скандал?
— Я же убил ее.
— Она просто шлюха, а ты будущий граф. Тут двадцать оборотней, какая разница, кто это сделал? Но лучше бы не ты. Не будь идиотом!
И Ретт позволил вывести себя, затолкать в наемный экипаж и увезти под теплое крылышко богатого графского поместья.
Ретт убивал на войне, и это было так просто. Те люди, мужчины, которые целились в него из мушкетов, замахивались саблями, сидя верхом на конях, умирали быстро, просто и справедливо. Ты или тебя. Его не мучила совесть.
Но в ту ночь он действительно почувствовал себя убийцей.
Хозяйке борделя отсыпали горстку золотых, и имя графского сынка даже не прозвучало в разбирательстве. Те, кто знал, держали языки за зубами. Сослуживцы-оборотни знали, что это мог быть и один из них, и по-честному сочувствовали Ретту. Молчали. На разбирательстве каждый оборотень из их компании заявил судье, что именно он был с убитой девушкой. Волки стояли за свою стаю. А люди не хотели оказаться во врагах такого рода как Шеферды и говорили, что ослепли, оглохли.
Наказывать героев полка за какое-то недоразумение сочли излишним. Дело быстро замяли. Деньги с легкостью смыли кровь безродной шлюхи с рук молодого графа, вот только Эверетт не чувствовал себя чистым. Она действительно хотела его, и вот что вышло…
Уже больше года Ретт не прикасался к женщине, хотя сам понимал, что тем самым делает все только хуже. Воздержание и оборотни — несовместимые вещи. Им нужны женщины, постоянно. Надо было завести любовницу или содержанку. Но Ретт не мог себя заставить.
— Я куплю тебе любую, какую скажешь. Просто выбери… — снова завел свою песню отец.
Ретт, как обещал, сорвал сюртук и выскочил из кареты. Уж лучше лапы размять, чем слушать это снова и снова.
Они заехали в какой-то захудалый городишко поменять коней, и оказалось, что оси экипажа нужно чинить, да и поспать в кроватях было неплохо. Мэр выделил им какой-то смешной, комнат на тридцать от силы, домик.
Скоротать вечер семейство отправилось в театр. Граф Ричард такие места как Междуречье (ну и названьице! Верх изобретательности!) любил, его тянуло к более простой, сельской жизни. Мать воротила нос. Эверетту было наплевать. Публика тут была диковатая и грубая, женщины одеты с дурным вкусом, и ему не терпелось высидеть эту проклятую постановку и отправиться спать.
Из ложи он прекрасно видел зал, поглядывал в бинокль на сцену, а потом… Он учуял что-то. Что-то… терпкое и сладкое одновременно. Женщину… нет, девушку… красивую девушку.
Он попробовал найти ее в ложах, но запах был такой тонкий, едва ощутимый в какофонии многих десятков людских тел. Всего лишь тонкая острая нота в симфонии.
Он бросил поиски. Нужно было идти вдоль лож, и тогда бы он, конечно, нашел, но… зачем? Он знал, кто он — волк рядом с нежными овечками. Да, он хотел их. Женская красота продолжала волновать его. Он смотрел на яркие губы, тонкие шеи, маленькие ушки, хрупкие белые запястья и волнующиеся от дыхания груди под корсажами, и все это манило и волновало его с каждым днем все сильнее и сильнее.
Да, черт побери, отец был прав! Ему нужна была женщина, но он боялся повторения истории с той девушкой. Что если он снова убьет? Еще одну хрупкую, белокожую нимфу найдут с перегрызенной шеей в его постели.
