– Я так и думал, что король не отдавал такого распоряжения, – доверительно обратился распорядитель к Волку, выглядевшему особенно жутко в черном форменном мундире королевской гвардии с золотыми шевронами и погонами и в белых перчатках. Это не просто волк в овечьей шкуре, это Волк, прикинувшийся благородным сторожевым псом! Мне хотелось закричать, наброситься на убийцу с кулаками, сбежать – но я низко опустила голову и вышла из камеры, подчиняясь приказу следовать за гвардейцем «и чтоб без глупостей».
– Ее место в Малой библиотеке, а не здесь. А то пришли такие с «именем короля»… Именем короля, это, между прочим, секретный объект, – продолжал ворчать на ходу ключник.
– Поменьше болтай, ты, – процедил Волк сквозь зубы.
– А что, я не прав? – горячился распорядитель. – Тут же хранятся все запасы… – он запнулся и натужно закашлялся, прочищая горло.
– Ты всем про запасы растрещал уже? – холодно осведомился Волк, замедляя шаг.
Я навострила уши, услышав намек на тайну, но была разочарована. Ничего, кроме сбивчивых извинений от распорядителя, на эту тему больше не услышала. Заверив, что он нем как рыба, бородач закрыл проход в подвальные помещения и уселся за стол, всем своим видом демонстрируя полнейшую немоту, глухоту и погруженность в важные документы учета.
От казематов я шла с тяжестью на сердце и тревогой. Я могла бы сходу перечислить сотню мест в Белом дворце, где можно без особых предосторожностей прикончить человека и не вызвать никаких подозрений. Мне оставалось только надеяться, что я все еще нужна заговорщикам живой и желательно невредимой.
– Тут мне кое-кто сказал, что принцесса хочет поговорить с тобой, краля, – оскалился в притворной улыбке Волк. – Показывай-ка дорогу на этаж Советников.
Я уперлась пятками.
«А если не покажу?»
Волк заломил мне руку так, что я привстала на цыпочки.
– Детка, не упрямься. Строить из себя героиню необязательно. Принцесса не умрет. А вот на твой счет есть сомнения.
Глава 4. Чужие письма – свои секреты
Белый дворец. Около полудня. Первый день весны.
Получить свернутой в трубочку газетой по макушке – не смертельно, если ты не муха, но неожиданно. Особенно, если предварительно просидеть несколько часов за решеткой в холодном карцере.
Когда Эсстель развернула газету и принялась с чувством зачитывать куски заметки с первой полосы, я не придумала ничего лучше, чем покаянно повесить голову и не издавать ни звука. На последней фразе Эсстель задохнулась от возмущения и, за неимением нужных слов, еще трижды ударила меня газетой по щекам. По правой, левой и снова по правой.
Я всё ещё не могла издать ни звука, поэтому стиснув зубы, терпела и не делала попыток увернуться. Только жмурилась на каждый хлопок. Создатель, просивший не отвечать ударом на удар, похвалил бы за точное следование заветам. Мне бы не помешал сейчас любой знак, что Он меня не оставил.
– Ну! Говорите же! Я хочу услышать от вас, что произошло в Академии! Вы решили скомпрометировать меня в глазах народа, вздумав напасть на магистра? Вы по глупости решили, что он при этом вас не узнает? – с угрозой спросила Эсстель, сжимая в руках измятую газету.
– Это не я напала на смотрителя, принцесса. В случившемся нет моей вины, – мой голос после долгого молчания был хриплым и неразборчивым.
Я коснулась пальцами горла в том месте, где рождается голос, словно могла потрогать его, и сморгнула самовольные слезы. Глупая радость опьянила меня.
