– Выходи. Время.
– Я еще не…, – ответная реплика не успевает, дверь распахивается. Его руки выволакивают меня из этой комнаты-шкафа. Руки теплые, такие бывают у грудных детишек и… у него. Пауза.
– Что ты притворяешься, – с удивлением оглядываю себя. Все мое возмущение, весь мой внутренний взрыв рассеивается. Все напрасно. Пока я горела глупым гневом, руки мои подчинялись его словам и переодевали меня.
Он поправил пиджак, платочек в нагрудном кармашке. Вдруг резким движением он задирает мне пиджак, а потом принимается просто стаскивать. Я некоторым опозданием, я кажется, взвизгиваю:
– Что ты делаешь!
– Ничего, – бормочет он, – лишнее, – оказывается, что ему не понравилась кобура с табельным оружием. А я привыкла.
Мне приходиться послушно ее снимать, но почему-то медленно. Точнее, это ему кажется, что медленно. Отрывистыми движениями он начинает мне помогать, но когда вмешивается он, я вообще перестаю шевелиться, просто стою и все. Ему тяжело сопротивляться – это отнимает почти все силы. Пусть делает, как хочет, – думаю я. Это похоже на детскую обиду, которая берется почти из ничего, я чувствую, что невольно надуваю губы и…. Получается сплошной детский сад. Его движения из резких, переходят в скользящие. Он возвращает на место пиджак, и его руки вскользь, едва-едва, задевают лицо. Внутри что-то приходит в движение, огонек…. Нет, нет, нет, этого нельзя. И снова резкие, жестковатые движения.
– Идем, – Послушно шагаю. Вдруг вспыхиваю, как говорят, до корней волос. Он догадывается, как на меня действуют его, прикасающиеся ко мне, руки. Возмущена – не то слово. Выдергиваю руки, выхватываю сумку из рук КАА.
– Сама, – задираю голову и опережаю его на шаг, – вот так-то.
– Действительно, так лучше, – это ответ не только на мои слова, но и на все мои мысли – ответ моему внутреннему голосу. Спотыкаюсь.
Иногда мне кажется, как сейчас, например, что я могу одержать победу, хоть такую маленькую, как эта. Иногда… Мой внутренний голос, внутреннее мое я, оно намного умней меня этой, вот уже полгода твердит мне по ночам – сдайся на волю победителя, он точно знает, как надо. Да что говорить, я уверена, что воля победителя устраивает меня полностью. Но…, есть и но… Я ведь ему практически, в мамы гожусь, а усыновлять я его не собираюсь. Да и мать у него, как она посмотрит. Вот и получается, и замуж мне за него не выйти, ни в любовники взять. И дело даже не в его возрасте. Это чушь! Дело в том, что это не я выбираю, не я его беру или не беру. Это все делает он. Точнее, не делает. Не похоже, что он согласен взять…
Я немного кошусь на шагающего рядом КАА. Он идет, вертит головой, приветствует кого-то взмахом руки, кому-то улыбается. Я так понимаю, детишкам. Да и сам, ни дать, ни взять, ребенок из забытой богом провинции – первый раз в Москве. Немного идиотская улыбка, не его – придуманная – периодически появляется на лице. Вдруг все меняется, как и не было. Пачка сигарет, странный трюк с выдуванием сигареты из пачки. Возникающая откуда-то из рукава зажигалка и сигаретный дым выпущенный через ноздри. Черты лица обостряются, делаются угловатыми, колющимися.
Он всегда в зоне внимания. Бабушки с мамашами с неодобрением смотрят, не на него – на меня, принимая за плохую мать, или, хочется верить, за старшую, но непутевую сестру. А малолетки, так те, на него с обожанием смотрят, а на меня с ревностью, к сожалению, совершенно напрасной. Ну вот, пока разглядывала окружающих, потеряла его из вида, он отстал. Вдруг появляется откуда-то из-за спины и идет со мной в ногу.
