Водитель аккуратно рассматривает меня в зеркале заднего вида.
– Хороший парень, – произносит он, заметив, что я поймала его взгляд.
Я в знак согласия слегка пожимаю плечами. Появляется КАА, в его руках огромный букет роз. Похоже, что он обошел и скупил половину рынка, только очень тщательно скупал. Цветы подобраны – только чайные и белые. Цветы он укладывает рядом со мной на сиденье и снова уходит. В следующий раз КАА возвращается с пакетом. Садится на место, кивает водителю. Мы снова едим…
А я его знаю, то есть узнаю, водителя. Да из штрафов, которые он втихую отстегивает нашему брату, некоторые делают серьезные заначки. Но не в этот раз – машина аккуратно двигается по дороге, где положено – притормаживает, кого положено – пропускает, не водитель, а чистый ангел за рулем.
Водитель и КАА курят. Я сижу в обнимку с гитарой. Думаю…
Почему он так легко управляет мной. Все другие просят, а он даже не приказывает, так, бросает фразу через плечо, а я, как заговоренная, подчиняюсь. Хотя, в последнее время, мне все реже и реже хочется сопротивляться. Я конечно вида не показываю, стараюсь, чтобы было как раньше. Только, это ерунда, как бы я не старалась скрывать свои чувства и мысли, он все знает. Иногда мне хочется думать, что он тоже неравнодушен ко мне. Только мечты эти очень быстро обрываются. У них нет будущего. Мне с ним не быть. Я хотела бы, что бы только не отдала, но я старше его. Да и не согласится он…
Мне становиться страшно от мысли, что когда-нибудь наступит момент, когда он уйдет. Я без него уже не могу. С тех пор, как он появился, у меня словно пелена на глазах… точнее, наоборот, словно спала пелена. Мир в других красках предстал передо мной. Хуже он стал от этого, или лучше – не знаю. Но то, что мир станет тусклым без него – я уверена. Он и теперь тускнеет, если КАА нет рядом. А заходит он редко, и что греха таить, я ведь жду его постоянно. Сижу в кабинете и жду. Работа теперь для меня лишь способ отвлечься от ожидания. Все эти малолетние правонарушители, мальчишки и девчонки, постоянно напоминают его, то жестом, то словом. Иногда я думаю, что у меня что-то вроде паранойи. И еще одно я знаю – как только мы расстанемся, я заболею, а потом и вовсе – умру. Или сойду с ума…
Буду лежать в каком-нибудь Богом забытом Бедламе, лет пять, или десять, а потом все равно – умру. Ему назло. Горячие слезы – опять реву.
– Кстати, за два квартала до кладбища – сумасшедший дом. Никому не надо? – это КАА подал голос.
– Что, – слезы мои моментально высыхают, – что ты сказал?
– Я, – КАА поворачивается ко мне, – ничего. – Другой голос, другие интонации. Может, мне показалось, – А что ты слышала?
– Да, так, – опять воцаряется молчание.
Думать я тоже боюсь. Иногда мне кажется, что некоторые мысли я говорю вслух. Гляжу в окошко. Что-то есть страшное и знакомое в этой дороге. Когда-то я уже проходила по ней, но куда?
– Кладбище, – Я вздрагиваю от ответа.
Машина резко останавливается. Приехали.
Я забираю гитару и пакет, КАА несет цветы. Я слышу, как захлопываются дверцы машины, слышу рев двигателя и визг шин. Вот и ворота. Светит солнце. Я стою, меня мелко трясет от страха и еще от чего-то. Колени мои подгибаются…
– Веди, – голос КАА.
– Куда, – голос мой дрожит, даже зубы стучат. Мне плохо.
– К Ольге.
– Не могу, – я не говорю, я вою.
– Веди!
– Но…
– Леночка, я тебя прошу, пожалуйста, – что это, гром среди ясного неба.
