Вдруг голос его резко изменился.
Теперь в нём слышалось небывалое удивление.
– Стрела… она выходит из меня! Она вот-вот покинет зад мой! Боги, какая боль! Но это – это боль облегчения!
А потом он упал на траву, и затих.
Илья не стал трогать страдальца: главное, что стрела валялась на траве рядом с познавшим облегчение бывшим пронзённым, а не торчала больше там, где до этого.
Илья успел уже отойти довольно далеко, как вдруг небо над деревьями Лесными раздвинулось, и оттуда высунулась всё та же голова в ведроподобном шлеме.
– Я был подхвачен неведомыми силами, дабы, по всей видимости, быть доставленным в родные земли. – Прогудело ведро. – Но я силою воли остановил полёт! Не могу же я улететь, так и не поблагодарив своего избави…
Договорить он не успел.
Облака сомкнулись, что-то там, в небе, грохотнуло, но это был уже не тот грохот, что от шлема ведёрного, а, явно, грохот сфер вышних.
– Опять же, вопрос, – сказал сам себе Илья, разглядывая опустевшие небеса. – Откуда я всё то, что говорил про стрелы, знаю?
Но до ответа Ильюхе была ещё и дорога далека, и годы немалы: ведь Боги – они всегда проверяют выбранных очень долго и со всей тщательностью, потому как Богам торопиться абсолютно некуда.
4. На тропе. Встреча третья
– — – — – — – — – — – — – —
Можно наблюдать людскую глупость, можно смеяться над ней или чувствовать к ней сострадание, но не надо мешать людям идти своей дорогой.
Герман Гессе: «Кнульп»
– — – — – — – — – — – — – —
Тропа едва сама за собою поспевала то вдруг два раза повернуть влево, то, зачем-то, петлю выпендрёнить, чтобы потом, вправо рванув, затеять с Ильюхой игрушки-проверялки, так и норовя спрятаться в траве.
Дескать, найдёшь – дальше пойдёшь, а ежели смекалки не хватит найти, то, значит, не будет тебе дальше Пути!
На кой ты ляд там, дальше, нужен, если с головою не дружен?
Илья же на такие мелочи внимания не обращал вовсе.
Ну, балуется тропинка, и ладно.
А Илье не до баловства нынче: он ведь не просто так, от нечего делать, по Лесу шастает, он серьёзным делом занят, – стрелу ищет.
Илья зорко вокруг доглядал, ничего не пропускал: ни листочка, ни кусточка, ни травиночки, ни стрекозы-егозы, ни мышки-норушки, ни птички и ни зверюшки.
А потом вдруг резко замер.
Насторожила Илью наставшая вдруг полная тишина.
В тишине этой отчётливо накапливалась угроза.
– Сзади. – Определил Илья, и шагнул в сторону.
Там, где его в это мгновение уже не было, в землю с неприятным чмокающим звуком вонзилась огромная, почти Илье до макушки, стрела.
Илья посмотрел на стрелу, потрогал перья – каждое длинною с его руку, и совершенно спокойно отошёл к деревьям.
Чем, собственно, вновь опередил стрелка: следующая стрела с ним опять разминулась, в землю воткнулась.
– Хватит уже. – Крикнул Илья в чащу. – Всё равно, не попадёшь ведь. Чо зазря стрелы тратить? Выходи, поговорим.
В чаще что-то тяжело завозилось, деревья шатаючи, и на поляну вышел громадного роста мужичина – макушкою под верхушечку сосёнки самой в высоту длинной.
Белокур волосом, кучеряв зело, и в простыню белу обёрнут.
– Во как, – изумился Илья. – И кто ж ты будешь, великан неведомый?
– Купидон. – Пророкотал гигант. – Не ведаю, с языка какого, но – твёрдо знаю: на ваш имя моё переводится как «Вызывающий чувство».
– Понятно. – Илья только головой покачал. – А стреляешь в меня зачем?
– Работа моя такая. – Гигант собрал стрелы, какая куда воткнулась, и сложил в заплечный колчан.
