Император Александр III - страница 4

Скорбь о почившем Монархе еще глубже оттого, что Всевышнему угодно было призвать Его к Себе в полном расцвете сил. Сколько великих планов и надежд угасло вместе с Ним. Если в непродолжительное царствование Свое Государь поднял Россию на такую высоту, на какой она при прежних монархах никогда не стояла, – если Он не мечом и бранными успехами, а делами мира заставил все народы высоко уважать Россию, так что даже враги привыкли видеть в Русском Царе главный залог европейского мира и решителя судеб Европы, то сколько благих результатов можно было ожидать впереди от мудрости и твердости преждевременно скончавшегося Монарха. Только впоследствии станет известным, сколько раз ужасы войны, готовые обрушиться на Европу, были устраняемы благодаря твердости и мудрости Монарха, заставлявшего умолкать личные чувства ввиду важных государственных интересов и блага подданных. Только последующее поколение в состоянии будет вполне оценить те услуги, которые Почивший оказал укреплению в народе монархического чувства, сплочению всех подданных в одну великую семью и развитию национальной гордости и любви к Отечеству. Ныне уже трудно встретить Русского, который, как это бывало еще так недавно, готов был за границей казаться всем чем угодно, только не Русским. Ныне всякий с такою же гордостью произносит: я Русский, как древний Римлянин произносил свое: civis romanus sum! Уж этого одного достаточно, чтобы сохранить Почившему вечную благодарность потомства. Но не место здесь, и не мне делать оценку царствования Почившего: это сделает история, в которой Александр III займет одно из самых почетных мест.

Многочисленные телеграммы поведали миру об истинно героической кончине Государя Императора Александра Александровича, и мое письмо, конечно, явится запоздалым. Однако я полагаю, что некоторые подробности, не упомянутые в телеграммах, будут так же дороги, как и прежде сообщенные.

М. Зичи. Смерть Александра III в Ливадии. 1895

Упадок сил Государя, замеченный 17 октября, продолжал увеличиваться и в следующие дни, и уже вечерний бюллетень 19 октября, прочитанный нам секретарем министерства Императорского Двора, произвел столь удручающее впечатление, что рука отказывалась записывать его. Не оставалось никакого сомнения, что положение дорогого Больного заставляет ожидать катастрофы и что, быть может, Ему суждено провести последнюю ночь. Рассказывали, что дыхание Больного затруднено в чрезвычайной степени и облегчается применением кислорода. Уже в продолжение 19-го приходилось неоднократно прибегать к этому средству. Невзирая, однако, на страдания, великий труженик Земли Русской неоднократно пытался заниматься делами; но силы уже изменили ему, и он чаще, чем раньше, ложился отдохнуть. Но твердость и бодрость по-прежнему не покидали Монарха; вместо того, чтобы жаловаться на страдания и искать утешения у других, Государь Император сам утешал Своих близких. Едва ли в это время Больной ошибался в оценке Своего положения, и тем более достойна удивления та твердость, с какою Император Александр III ожидал приближения кончины.

Поздно вечером, сдав свои телеграммы, возвратились мы в Ялту, чтобы рано утром, после тревожно проведенной ночи, снова поспешить в Ливадию. Первый бюллетень, выпущенный в 9 часов, указывал на чрезвычайно опасное положение Больного. Дыхание было затруднено, деятельность сердца быстро ослабевала. Второй бюллетень звучал еще безотраднее. Больной находился в полном сознании, но деятельность сердца все падала и падала, и дыхание становилось все более затруднительным. Из рассказов мы узнали, что Император всю ночь не смыкал глаз, хотя и прилег с вечера на постель.