За доли секунды Катор ощутил какое-то надменное неодобрение, но даже не смог понять сначала, от кого оно шло. Всё в голове помутнело, а перед глазами пробежали последние воспоминания: вот – Катор точит топор и чистит свои сапоги перед битвой, вот – Олег подбадривает его и постоянно напоминает об императорском троне, а вот – самая тёплая, но втоптанная в грязь память… Катор пришёл в себя, от впрыска адреналина всё тело стало легче, а обух алебарды вот-вот сотрёт его черепушку в порошок. Парень молниеносно схватился за щит, лежащий на траве, после чего закрыл им голову – смерть так легко не заберёт его! Всему виной стало воспоминание, омрачённое и поглощённое огнём, – тепло тех лет, когда семья была жива, пока не явился вассал. Злоба привела парня в чувства, и сейчас это же чувство решит исход битвы!.. Если бы не одна беда – щит, снаряжённый Катором, оказался уже на пределе своей прочности, и, после встречи с обухом алебарды, тот разлетелся в щепки, сохранив в руке наёмника лишь кожаную ручку, да прикреплённую пару дощечек. Время будто замедлилось, и Катор наблюдал, как щепки разлетались в разные стороны, а в голову пришло осознание: "Не повезло." – хорошо, что эти слова не были сказаны вслух, ибо… Они были бы ложью! Не успело орудие смерти коснуться лица Катора, как сзади кто-то вонзил меч по самую рукоять капитану прямо в подмышку, где пластины доспехов не давали защиты. Когда Катор сумел разглядеть лицо спасителя за падающим насмерть телом, то одновременно порадовался и разозлился, ибо своей жизнью парень оказался обязан главе банды наёмников, Каэлю Тюльборну, который и отправил его отряд на бойню. "Цел, Катор? Вставай, конец боя близок!" – сказал глава по-дурацки улыбаясь, ибо был доволен своим действом: одновременно и убил капитана, и своего командира спас – чего же не радоваться?
Когда Каэль Тюльборн отошёл помогать другим союзникам, Катор воспользовался моментом, чтобы без лишних глаз стащить у командира его ленту, ибо у хондруферцев есть негласное правило в таком же нигде не написанном кодексе чести – простому солдату не должно присваивать себе значимые трофеи и "заслуги" павших от его руки врагов, но красивая и мягкая, почти невесомая лента капитана уже лежала на пальцах. "Она принадлежит мне и служить теперь будет во благо только мне." – чуть не произнёс вслух эти слова Катор, довольствуясь находкой и раздумывая над тем, какой высокий потенциал имеет эта вещь для достижения императорского трона, если ей правильно воспользоваться, пока голос Олега из ниоткуда нашёптывал: "Избранным дано пользоваться, император."
Над трупом капитана стоял Катор, окружённый стихающим сражением – пламенем, тлеющим под напором сильного ветра, носящего среди виллионцев весть о том, что их лидер пал. Этот ветер врезался в каждого солдата Виллиона на этом поле брани, и теперь наёмники теснили врагов, пока их командир всё довольствовался новыми мыслями, а Олег появился над этим всем и разжигал эту страсть, пышущую от амбиций будущего императора Хондруфера. Тогда Олег едва коснулся Катора, после чего заговорил:
– О, великий Катор, эта битва далась тебе и только тебе. Ты сложил тяжёлый груз на чашу весов наёмников – победа твоя, и принадлежит только тебе, как и эта лента. – на пару секунд Олег умолк, сложив все свои руки, после чего продолжил с ухмылкой, задав вопрос, чтобы прояснить для себя кое-что важное – То есть безделушка или же… – не успел Олег договорить, как пламя амбиций Катора охватило его уста.
