– Что это? – с невольным страхом, приложив ладонь к дверце, спрашивает Норма.
– Это… дефрагментатор. На случай… неудачных опытов.
Норма с негодованием отдёргивает руку и быстро шагает прочь. Крис идёт ей навстречу, с беспокойством родителя, чей ребёнок только-только научился ходить.
– Всё нормально?
– Вы про туалет? – слегка оторопев, спрашивает она, – В основном… Ну, сиденье было поднято. И зеркало… Мне показалось, я… помолодела. Руки… пальцы, не пойму, вроде стали утончённее. Странно. И когда меня успели подстричь? – трогая свой ёжик. – Я чем-то болела, чего не знала? И где моя помада и вообще, хоть что-нибудь моё?
– Подождите, подождите! Вы ходили туда… Вы что, совсем по-настоящему… смогли помочиться??? Но ведь это же… фантастика! – Крис в мгновение ока оборачивается безумцем, запрокидывает голову, адресуя иступлённый взгляд сквозь все потолочные балки и облака, не иначе, самому создателю, и улыбку неимоверного, внезапно свалившегося счастья, ему же, взъерошивая и без того лохматые волосы, будто бы пританцовывая на месте, забыв о трости.
– А многие так и промучаются всю жизнь, не узнав в чём счастье, – без улыбки, но с некоторым любопытством взирая на Криса, произносит Норма, и её негромкий голос звучит проникновенно, почти нежно.
Крис застывает на мгновение, молча уставившись на девушку, но, сделав над собой усилие, подаёт голос.
– В следующий раз надо собрать в ёмкость для анализа. Такие есть специальные… Я растерялся… Вы просто совершенно не представляете! Можно я?.. – он протягивает обе руки к Норме в умильной невменяемости. – Я бы расцеловал вас сейчас. Или нет, давайте станцуем… Я же не танцевал ещё никогда, ни разу в жизни! – заикающийся смех слетевшего с катушек. – Получилось! Понимаете?
Норма смотрит взглядом медсестры, ко всему привычной, не трогаясь с места.
– Ну, разумеется, как иначе. Потанцуем… Так всегда и бывает, – и зачем-то опять трогает свой живот.
Крис опускает руки. И враз сникает. Концы бровей и губ опускаются, вся фигура съёживается, будто лишившись внутреннего каркаса. Ему трудно удержаться на ногах, но рядом нет стула.
– Ох, я совсем… – трёт лоб, – Вы ведь ничего не ели. Как-то нам надо бы сесть, что ли, чтобы я смог… рассказать. Только знаете, не думайте, что я сумасшедший, нет-нет, не в этом дело, вот именно, не в этом… хотя… – не глядя на Норму, старается придать лицу серьёзность, чуть ли не официальность. – Почти сорок лет на то, чтобы… вы сейчас были вот здесь, – он хихикнул. – Смешно, конечно, за столько лет не пришло в голову, как же… рассказать, с чего начать?
– Про еду вы что-то… – с напряжённым недоверием глядя на хозяина, замечает Норма, при этом вполне грациозно усаживается на подозрительный по чистоте стул, хотя бы не заваленный книгами. С сокрушённым видом осматривается кругом. – Странно. Мне бы встать и пойти домой. Но у меня такое чувство, что нет у меня никакого дома. И, вообще, ничего нет.
Последнее она произносит пугающим по безнадёге шёпотом и больше не смотрит ни на Криса, ни по сторонам. Сидит неподвижно, сложив руки на столе, опустив голову, как школьница, пришедшая на урок, забыв портфель.
Крис, и без того нервничая, не находит слов в утешение или оправдание, лишь изо всех сил увеличивает суету. Смахивает со стола перед гостьей бывшую там одноразовую посуду в бумажный пакет. Без толку передвигает стулья. Приносит упаковки с едой, бутылки с водой, стаканы, вилки и тарелки. Наливая кипяток дрожащими руками, переливает через край. Норма вскрикивает, отшатнувшись от стола.
