— Вы говорите так, будто обвиняете Элоизу. Она невинное дитя, уверяю вас! Мне жаль, что эта история с несчастной Юстаной коснулась её, это понятно, злые языки сплетничали о ней и графе просто из зависти к красоте и юности одной и высокому положению второго, но, да простит меня Бог, Юстана сама накликала беду.
— Сама?
Её высочество раскраснелась и велела крепкой служанке, помогавшей в несчастье принцессы, открыть окно настежь, чтобы впустить свежего воздуха, будто он способен остудить горячую голову и развеять самые дурные подозрения.
— Нехорошо так о покойнице.
Её высочество попросила служанку о стакане воды и с жадностью осушила бокал.
— Только правда по-настоящему оскорбительна. Помните, так сказано в Писании.
— Верно, каноник. Истину не удержать за самыми крепкими дверями, моя мать всё время твердила так. А как же «о покойниках либо хорошо, либо ничего»?
— На самом деле в первоисточнике эта фраза оканчивает: «ничего, кроме правды». Ваше высочество, важно всё, что поможет душе несчастной госпожи Лонгрен упокоиться с миром.
Я настаивал, переходил границы, но должен был пробыть в Вороньем замке как можно дольше. Женское любопытство разрушает стены, если Гестия здесь, а я всё сильнее уверовал в это, то она подслушивает.
— Мне говорили, что вы странный, каноник.
Принцесса кинула взгляд на стену за моей спиной, на которой висело круглое невыразительное панно.
— Ну хорошо, Юстана интересовалась древней магией. Не так, как все мы, кто обращается к ведьмам в надежде изменить лицо или узнать будущее, а потом отмаливают грехи на исповеди. Всерьёз. Собирала старинные неработающие артефакты со всего мира, я говорила, что её дурят, но она не слушала, я и отстала. Пусть о ней муж печётся.
Сказано было с откровенной неприязнью, прикрытой снисходительным высокомерием. И снова на лицо её высочество наползла маска заботы и лёгкой скорби. Невыразительные лица тем и хороши, что им можно придать любое выражение, и каждое выглядит естественным.
Я молчал и ждал продолжения. Тот, кто начал сдавать ближнего, уже не остановится.
Императорская кровь не защита от женских пороков.
— Я могла бы сделать вид, что это не моё дело, но когда часто сидишь взаперти, поневоле начинаешь интересоваться неканоничной магией. И Юстана со своими легендами!
— Что конкретно её интересовало? Привороты?
— К злокозненной магии я не обращалась. И с ведьмой этой, Гестия Виндикта её зовут, познакомилась лишь для облегчения болей. Её снадобья помогали.
— Эта особа не целитель, ваше высочество.
Улыбнулась виновато, поправила складки платья и снова заговорила:
— И снова вы правы. Но женщине приносят облегчения не только болеутоляющие. У Гестии были особые склянки со способностями, отнятыми у других. Она делалась ими со своими друзьями.
Вынуждена была, но принцесса и этого не признала. Удивительно, как быстро сильные мира сего выдают тех, кто больше им неинтересен.
Или кто стал слишком опасен.
— Я жалею, что пользовалась её услугами. Более того, это я свела Юстану с этой особой.
В сумерках наступает время покаяния, вероятно, душа чувствует приближение ночи. Когда Тьма близко, даже самые храбрые дрогнут сердцем. А хитрые вершат свои дела.
— И где она теперь может быть? Эта особа? Возможно, ей покровительствовал кто-то ещё?
Не надо было давить, да и пришёл я по иному поводу, и всё же был слишком близок к цели, чтобы остановиться. Раз добыча сама плыла к цели. Принцесса вздохнула и опустила голову.
