Так было до того, как ты ушла. И я ожидал, что все повторится, но нет. Я проспал целые сутки, вымотанный проделанной работой, а когда проснулся, обнаружил, что не могу ни на чем сконцентрироваться. Ладно, думал я, немного передохну, а потом все придет само собой. Не приходило. Две недели я садился за этот чертов доклад, мял лист бумаги, кусал ручку, менял позы, читал книги по теме, сменил даже несколько кафе, чтобы обстановка не угнетала. Бесполезно. На меня нападала тоска, с невыносимой силой, и начинала душить. Порой я испытывал физический дискомфорт – начинало колоть сердце, и желудок сдавливали спазмы.
Потом меня уволили, опять же – из-за депрессивных периодов, снижающих мою работоспособность. Моя тоска – это не просто оправдание лени. К тому же, многие известные, даровитые люди, гении, испытывали нечто подобное. Сколько высокочувствительных натур всю жизнь мучились от тоски, страдали, кончали с собой, не в силах справиться с этим состоянием, отравляющим жизнь. Они не были бездельниками, они пытались найти выход, пересилить себя, измениться в лучшую сторону, зажить счастливо. Но тоска не разжимает свои когти, схватив очередную жертву, она только давит все сильнее день ото дня, доводя до крайностей, до сумасшествия, до самоубийств. Не говори, что я мелю ерунду, я прочел много работ по данной теме, много писем и биографий, и точно знаю, о чем пишу. Тоска – это страшно. Да хранит тебя вселенная от подобного состояния.
Конечно, она будет охранять тебя. Ты же ее любимица, Лизель. А я – нет. И меня уволили, потому что я не справлялся со своими обязанностями, потому что вселенной всегда было наплевать на меня. У меня нет тебя, нет денег, мне негде жить, я болен, и я начинаю думать, что Карлос не так уж далек от истины в своей дурацкой вере в персональное божество, разгадывающее судоку.
Но в тот день, когда началась рыбная история, я еще работал в той газетенке, бился над докладом, и пил свой кофе, с интересом наблюдая за странным парнем и разыгравшейся сценой в закусочной Карлоса.
Прости, я слышу, как снова кто-то стучится.
Прости еще раз! Дорогая Лизель, в этом отвратительном пятне, из-за которого половину текста невозможно разобрать, виноват я и мой нежданный гость. Мне придется переписать все заново. К слову, так или иначе придется, ведь весь этот бред давно перестал быть похожим на предсмертную записку. А в таком случае имеет смысл начать все заново.
***
Дорогая Лизель! Я уже начал писать тебе одну записку, в которой ты дважды была неправа, но она оказалась испоганена двумя пятнами. Одно оставил Карлос в припадке буйства, а другое поставил я сам. Из-за своей неловкости и неожиданного визита. К слову, я как раз довел рассказ до того момента, когда Карлос помешался. Не буду повторять его здесь, просто доведу до твоего сведения: этот мексикашка стал совершенно неуправляем после нелепого случая в кафе. Никого не было, пришел парень со странным взглядом, потребовал рыбу, никакой рыбы в помине не было, он что-то сказал Карлосу на ухо, и с тех пор моего друга как подменили. Не совсем, конечно, но с ума он начал потихоньку сходить. Ест и готовит теперь одни рыбные тако, а это гадость, и никак не признается, что же такого ему нашептал тот олух.
Но самое странное во всей этой истории то, что сегодня я сел писать тебе письмо, и ко мне постучались. Я не смог открыть, поскольку был увлечен писаниной. Джио, наш консьерж, сказал, что заходил человек лет тридцати пяти, среднестатистический, ничем не примечательный. Правда, перед этим Джио сказал «хмм!», которое было больше похоже на «ха!», поскольку я чуть не разбил нос, упав с лестницы. Ушиб, между прочим, болит. Узнав, что консьержу раньше не доводилось сталкиваться с моим загадочным визитером, я снова поднялся к себе и почувствовал непреодолимое желание вздремнуть. Вот еще одна нелепость. Человек остается просто организмом, даже когда его разрывают душевные мучения. Пара часов отделяет меня от важнейшего решения за всю мою жизнь, а я хочу спать. Представь себе – два часа спал как младенец.
