Читать онлайн Литературно-художественный журнал - Иностранная литература №02/2012

Перевод Елены Кожуриной

© 1999 by Yasutaka Tsutsui. Russian translation rights arranged with Yasutaka Tsutsui through Japan Foreign Rights Central/Andrew Nurnberg Associates

© Елена Кожурина. Перевод, 2012

Тамако, ученица первого класса средней школы, никогда не видела своего дедушку. И хотя случайно ей стало известно, что дед находится в тюрьме, она ни с кем из родных это не обсуждает, тем более что у нее много других проблем. Во-первых, в школе есть группа девчонок, которые постоянно издеваются над теми, кто не может постоять за себя, в том числе и над Тамако. Заводилой у них Томами Кидзаки, которая училась вместе с Тамако еще в начальной школе, а теперь непонятно почему то и дело цепляется к ней. Во-вторых, девочку тяготят постоянные ссоры между отцом и матерью, обострившиеся в последнее время из-за дополнительного нервного напряжения – поскольку на семью оказывают давление полукриминальные скупщики земельных участков.

Тамако вернулась из школы после занятий в кружке рисования. Около входной двери громоздились не до конца упакованные вещи: буфет, маленький телевизор, стол и тому подобное. Все из бабушкиной комнаты.

– Что происходит?

– Бабушка переезжает к дяде Масудзи, – небрежно сказала мать, вынося из бабушкиной комнаты книги и укладывая их в коробку.

– Бабушка переезжает? Почему?

– Завтра возвращается домой дедушка. Сегодня нам сообщили об этом.

– Гранма сбегает от дедушки в Нагою? Почему?

Бабушка не любила, когда ее называли “бабушкой”, и Тамако всегда называла ее “гранма” – сокращенно от “грандмаза”[3].

– Потому что она его не любит.

– Что, настолько?!

На кухне бабушка, бормоча себе что-то под нос, собирала свою посуду.

– Гранма, ты уезжаешь?

– А-а, Тама-тян[4]. Уж как тяжело с тобой расставаться, но раз он возвращается… Я не собиралась уезжать, но теперь, когда он того и гляди заявится сюда, я никак не могу здесь оставаться.

– Но почему? Почему ты так не любишь дедушку? Вы же муж и жена. Неужели вы не можете жить вместе?

– Не могу я быть вместе с ним. Когда-нибудь ты меня поймешь, Тама-тян.

– Очень странно. А почему же вы тогда не развелись?

– Ну хватит, Тамако, – сказала мать, которая в этот момент вошла на кухню, – что ты понимаешь в супружестве? Бабушка уже решила, что едет в Нагою.

– Если гранма уедет, я буду скучать.

Бабушка посмотрела на Тамако, и у нее на глаза навернулись слезы.

– Тама-тян, всего тебе хорошего, – она принялась поспешно заворачивать посуду в газетную бумагу. – Если вам будет непонятно, как себя с ним вести, да мало ли там что, – звоните мне в любое время. Я-то его как облупленного знаю.

Тамако никак не могла взять в толк, почему бабушка называет своего мужа не иначе, как “он”.

Но вот приехал грузовик из фирмы перевозок и увез бабушкины вещи. Во время последнего совместного ужина отец, вернувшийся по случаю отъезда бабушки домой пораньше, спросил:

– Что же это получается? Ты даже увидеться с ним не хочешь?

– Этот человек обладает странным обаянием. Мне встречаться с ним опасно.

– Да-да, понимаю, чары зла. Ты об этом?

– Не говори глупостей…

Тут Тамако не выдержала и спросила:

– Что же такого плохого сделал дедушка, что его посадили в тюрьму?

– Ты, выходит, знала, – взрослые переглянулись.

– Предупреждаю тебя, когда дедушка вернется, ни в коем случае его об этом не спрашивай.

– Не буду.

– Дело в том, что дедушка… – начал было отец, но запнулся и беспомощно посмотрел на жену и мать.

– Он сидел целых пятнадцать лет, так что Тама-тян, наверное, и сама уже догадалась, что его осудили за убийство.

– Но, мама, – Тиэко слегка занервничала от прямоты свекрови.

Бабушка спокойно сказала:

– Пора уже Тама-тян узнать правду.

– Вы правы, но…

– Я так и думала, – сказала Тамако, хотя на самом деле мысль об убийстве не приходила ей в голову, так что ей пришлось постараться, чтобы скрыть потрясение.

– Человек, которого дедушка убил, отчасти был сам виноват. Поэтому дедушку посадили на пятнадцать лет, – сказал отец. – На суде спорили, являлось ли это необходимой самообороной. Но у отца уже была судимость.

– Как, еще одна?! – громко воскликнула Тамако.

– Ну вот, постепенно тайное становится явным, – горько усмехнулся отец. – До этого была просто драка – нанесение телесных повреждений. Тиэко, я выпью виски, принеси мне льда. В первый раз ему дали условный срок. Ты же знаешь, что это значит?

– Знаю.

– Он человек неспокойный, много чем занимался, – вздохнув, сказала бабушка, немного нараспев. – У него даже с якудза бывали конфликты.

– Ну а всех подробностей мы тоже не знаем, – сказала мать, давая всем понять, что Тамако и так уже узнала достаточно, – так ведь?

– Ну да, не знаем, – на лице отца явно читалось облегчение. – Эй, а виски, что, больше нет?

– Больше нет. Может, пива?

– Давай пива. А завтра прикупи саке, вечером отец наверняка захочет выпить.

– Если бы еще и я осталась в этом доме, вам пришлось бы тяжело. Нужно было бы заботиться о нас двоих, – сказала бабушка будто оправдываясь, – на одного Кэйити – четверо иждивенцев. Кэйити бы совсем замучился.

– Мама, ну что вы говорите, – поспешно сказала Тиэко, как раз вернувшаяся с пивом.

– Нет-нет, все-таки вам бы тяжело пришлось, – продолжала говорить бабушка, не обращая внимания на слова невестки, – к тому же этот дом не рассчитан на два хозяйства. Поселились бы две семьи, и только бы и делали, что ссорились.

“Как все сложно”, – подумала Тамако.

Комната, в которой они сейчас ужинали, была гостиной и одновременно служила верандой, откуда вечером, когда зажигались садовые фонари, открывался вид на садик величиной примерно в десять цубо[5]. Комната бабушки в шесть татами[6] с буддийским алтарем отделялась от гостиной только лишь перегородкой сёдзи[7]. Тамако подумала, что, наверно, теперь это будет дедушкина комната. В этой комнате, даже когда спишь, хорошо слышны и разговоры в гостиной, и передвижения членов семьи по дому.

На следующее утро бабушка встала пораньше и, приговаривая, что это в последний раз, приготовила для Тамако школьный обед. Однако когда во время обеденного перерыва девочка открыла коробку с едой, поверх риса был рассыпан заячий помет. Должно быть, его взяли из заячьей клетки в школьном живом уголке. Можно не сомневаться, это было дело рук Томоми и ее подруг. И когда только они успели? Получается, если бы они подсыпали ей туда яду, то она бы съела и не заметила. Тамако посмотрела в сторону, где сидели ее обидчицы. Они сгрудились вчетвером вокруг парты Томоми, глядели на Тамако и нагло смеялись.

– Что смотришь? Есть претензии? – перехватив взгляд Тамако, усмехнулась Томоми.

Издевательства над Тамако начались после того, как она стала провожать домой Матико Синохара, которая была самым первым объектом травли.

Матико обзывали “вонючкой”, “микробом” и другими обидными словами. И помет в коробку с обедом ей тоже однажды подложили, только не заячий, а собачий. Матико тогда разрыдалась, а Тамако, заглянув в ее коробку, вскрикнула от отвращения и гневно посмотрела на Томоми и ее друзей. Должно быть, в отместку за это они теперь испортили и ее обед.

Расстроившись, Тамако не пошла на занятия по рисованию, а отправилась вместе с Матико домой. По дороге нужно было проходить через торговый квартал рядом со станцией. Перед комбини[8] на стоянке, выложенной разноцветной плиткой, как всегда тусовалась компания Томоми. У стены на корточках сидели несколько мальчишек. Все они синхронно повернули головы в сторону приближавшихся девочек.

– Выпендривается – микроба защищает, – засмеялась Кацуми Ханадзоно.

– Ну-ка, кто-нибудь, задерите Тамако юбку, или боитесь? – стала подначивать мальчишек Томоми.

– О-о, Томоми дает добро, – Бундзи Сакасита, который учился в их же классе, вскочил и приблизился к Тамако.

– Не надо! – Тамако крепко схватила его за руку. – Не смей!

Взрослые прохожие делали вид, что не замечают ссорящихся школьников, были и такие, кто с интересом наблюдал за подростками издалека.

– Тамако? – сказал, подойдя к ним, старик в кимоно, видимо, вышедший из здания почты напротив комбини. Волосы с проседью коротко стрижены, руки спрятаны в рукавах кимоно. Глаза смотрели по-доброму, и Тамако сразу поняла, что это дедушка.

– Дедушка, – Тамако почему-то замерла на месте, глядя на него.

– Ой, дедушка, дедушка, – передразнил ее Сакасита и вернулся к своей компании, подпиравшей спинами стену комбини.

Тамако, опасаясь ссоры между дедушкой и одноклассниками, устремилась прочь, увлекая за собой Матико. Дедушка Кэндзо догнал их.

– Ха! И вправду Тамако. Такая же, как на фотографии.

Недалеко от дома, у перекрестка, где их с Матико пути расходились, Тамако подумала, что, пожалуй, нужно что-нибудь сказать дедушке, и обернулась.

– Дедушка, ты был на почте?

Кэндзо заморгал.

– Нет. Я увидел, как идут домой школьники и подумал, что, наверное, это из твоей школы и что, может быть, если подождать, то я встречу тебя, вот и ждал у почтового ящика.

“Значит, дедушка все видел”, – расстроилась Тамако. Ничего хорошего в этом не было. А что, если он захочет вмешаться?

Как она и подозревала, дедушка спросил:

– Тебя что, обижают?

Ответ Тамако прозвучал неожиданно резко даже для нее самой:

– А вот это тебя не касается! Какое может быть дело бывшему зэку до школьных разборок? Так что не вздумай вмешиваться!

Кэндзо, похоже, на мгновение удивился, но тут же, радостно улыбнувшись, наклонился к Тамако и сказал:

– Ха, девчонка, когда ты злишься, лицо у тебя становится просто ужасным. Думаю, что с таким лицом никакие издевательства тебе не страшны.

Продолжая весело смеяться, Кэндзо свернул за угол, к дому.

Матико несмело спросила:

– Твой дедушка был в тюрьме?

“Вот черт”, – подумала Тамако и строго посмотрела на Матико.

– Никому не говори!

Матико робко кивнула и опустила глаза.

– Не скажу.

“Неужели у меня и вправду страшное лицо, когда я сержусь?”, – вернувшись в свою комнату, Тамако попыталась перед зеркалом придать лицу недавнее выражение. В какой-то момент ей это удалось. “Ого!” – подумала она. И действительно, лицо получилось “стра-ашно, аж жуть”.

Однако когда к ней приставала Томоми со своей свитой, Тамако не могла сердиться, а только изнывала от страха, пытаясь угадать, какое издевательство они задумали на этот раз.

Отец вернулся с работы раньше обычного, чтобы отпраздновать возвращение дедушки Кэндзо из тюрьмы. Ужинали, как было заведено, в гостиной. Как и накануне, за столом сидели вчетвером, но, вероятно, оттого, что все так или иначе ощущали отсутствие бабушки, разговор не клеился. Отец, как всегда, пил разбавленное виски, поэтому дедушке пришлось пить саке в одиночку.

– Ах да, – дедушка достал из-за пазухи тяжелый на вид, туго набитый конверт, – это я получил за работу в тюрьме. Раз мне теперь предстоит жить вместе с вами, пусть Тиэко-сан