Иностранная литература №05/2011 - страница 12
– Вы что не можете поосторожнее?
и я не пойму то ли мне полегчало, то ли жаль его, дряхлое лицо проступает из-под наштукатуренного лица пока он вытирает скулы, щеки, губы, под скулами, щеками, губами другие скулы, другие щеки, другие губы, а под другими может быть и третьи и кто же из них вы, отец которого я знал или незнакомый мне мужчина проглядывающий из-под скрывающей его женщины
я не сумею этого объяснить
женщина
женщина в конце концов, объясните кто-нибудь за меня
вместо лиловой помады теперь красная, жемчужный жилет сменило черное платье, вместо латунных браслетов один золотой
нет, золотой браслет Руй заложил или они вдвоем его заложили
вместо латунных браслетов один серебряный, серебро не настоящее а то на котором бродячие ювелиры выцарапывают пробу ножичком, хочется спросить его
– Вы не рады что умрете и со всем этим будет покончено вы не рады освободиться ото всего этого?
на самом-то деле это я был рад освободиться ото всего этого, люди на улицах оборачивались
– Папа
папа поправляя юбку обиженно
– Не называй меня папой
проводя рукой по воздуху будто гладит невидимого пуделя или персидского кота, у нас не было ни пуделей ни персидских кошек, у нас была дворняга у которой бант волочился между ног, та что в Фонте-да-Телья ночью когда Руй и фары джипов и полицейский
– Знаком ты с ним?
врач выпустил из рук его пальцы с побелевшими ногтями, волны непонятно с какой стороны, запах моря то ли впереди то ли рядом со мной
кажется рядом хотя блеск воды не рядом а подальше, я говорю блеск а имею в виду несколько проблесков россыпью, полицейский
– Знаком ты с ним?
я
– Не знаю
а в это время папа расправляя на лбу челку парика
– Вы что не можете поосторожнее?
и на руке у него у бедняги дрожал какой-то мускул, желание чтобы была хоть какая-то лазейка через которую можно сбежать и идти себе между деревьями к реке
к Шелаш потому что в Шелаш мы
или нет это не Руй в тот вечер в подвале, это был сеньор Коусейру на улице Анжуш и он как будто все еще тащил мой чемодан из больницы, мы в Кампу-де-Сантана где вопросительные знаки лебедей роняют на воду рассеянные вопросы, невесомые но ранящие, болезненные
– А ты Паулу?
– И что же завтра Паулу?
– Как ты распорядишься своей жизнью Паулу?
а я, понятное дело, смяв в руке листик с куста
– Отстаньте замолчите
я на улице Анжуш так что
– Паулу
так что робко
– Паулу
и дона Элена молча накрывает на стол, в кувшине Ноэмии ни одного цветочка, фотографию пора протереть, кровать давно не пылесосили
– Вы совсем забыли о своей дочери дона Элена она что надоела вам?
<…>
трость поискала что-то на ковре и столько трупов на рисовых полях Тимора, столько латинских названий, столько странных кустов когда сеньор Коусейру
– Говорят твой отец болен говорят он умрет Паулу
дона Элена раскладывает ужин по тарелкам
иногда мне нравилось смотреть как она раскладывает ужин по тарелкам, почти покой, уверенность что у меня есть свой дом, и они не правы что лезут со своими вопросами эти лебеди
– У меня есть дом понятно вам?
или это был не сеньор Коусейру, сеньор Коусейру не решился сказать мне, зачем еще один труп буйвола, эти ноздри, эти открытые глаза, это сам папа однажды в воскресенье, когда я застал его в постели без макияжа, лысого, он беседовал с потолком и продолжал беседовать с потолком даже когда понял что я тут, с самым наиобычнейшим потолком
мне бы и в голову не пришло разговаривать с потолком