И чего тебя туда понесло? Бекона захотелось? Так ты его через книгу не попробуешь, так что хватит придуриваться.
Не позорь меня. Вернись к Шейми.
– Доброе утро, – отзывается сипло человек перед тобой, оборачивается.
– Доброе, – легко улыбаешься ты, чуть толкаешь Сиплого, продвигаешься вместе с толпой, – как проходит Ваше утро? Мое, – говоришь ты, – не поверите…
С краткой заминкой тебе на поднос ставят тарелку с едой. Запах копченостей бередит ноздри, вызывает аппетит, и весь мир сужается до плоской белой окружности тарелки, на которую можно упоенно выть, как волки воспевают луну.
– Замечательно, – отзывается Сиплый, улыбается, – успел отдать уже восемь распоряжений. Считай, до ужина свободен.
И кто-то спереди на его бодрый тон оборачивается, смотрит уныло. Видно – им распоряжения и отдали.
На кассе сидит девушка в черной мантии. Руки ее сами делают записи в огромную книжку, пока лицо явственно спит. Нудным неменющимся голосом она тянет:
– Имя.
– Эшли что-то там.
– Я Вас не знаю.
– Забавное совпадение: я тоже…
– Что?
– Пусто тебе, душенька, – улыбается Сиплый, – все равно вы под вечер половину еды выкидываете. Пусть ребенок разок поест, порадуется.
Ты оголтело киваешь, не сдерживаешь радости, обнимаешь мужчину.
Зачем? Ну, вот зачем? Неужели тебе кровь из носа бекон понадобился?
Какой позор…
Кассирша молчит. Вздыхает. И просто кивает.
Будь она чуть менее заспанной, может и стала бы разбираться. Но нет.
А ты не радуйся. Тебе просто повезло.
Вы с Шейми садитесь за узенький стол, ровно на два подноса. Начинаете есть, а коллега глядит на тебя ошарашенно.
– Руководство и так за тобой приглядывает, что ты творишь?
Но ты не слушаешь – у тебя дело поинтересней, ты увлеченно жуешь.
Ну, и что? Разобрать-то вкус не можешь. Да и не наешься.
И не дуй так по-детски щеки. Не делай вид, будто тебе не говорили заранее, что так и будет.
Ты предлагаешь Шейми бекон, и обиженно терзаешь глазунью вилкой.
– Что они мне сделают? – твой тон скучающий. Но Шейми уже не злиться, не удивляется, бекон на нее подействовал как взятка.
– Выгонят, – она пожимает плечами, теребит волосы, оборачивается воровато. Но твое бестолковое наплевательство и на нее действует чуть успокаивающе. – Сиди ты за кассой, или полы намывай, тебя бы даже без последствий выгнали. А так в воду – и гуляй.
Ты скучающе смотришь в ответ. Вода тебе не интересна. Ну, конечно, даже если ты доведешь мое тело до плахи, не тебе же помирать… Соберись!
– А у них какая работа? – ты указываешь вилкой на Сиплого.
– Делами руководства интересуешься? Куда ты метишь, Эшли?
А ты лыбишься дурашливо. Никуда ты не метишь. Как ребенок тыкаешься куда ни попадя, спрашиваешь глупости, словно в песочнице играешься. Давай, спроси еще почему небо голубое…
– А почему…
Заткнись!
Ох.
Ну, почему именно ты?
Столовая просторная, но людям все равно нет места. Если глядеть перед собой, только сплошная суматоха. Все снуют, толкаются, торопятся. И зрелище складывается в аляповатый ком из пестрых мантий. Ты откидываешься на спинку стула, глядишь поверх голов.
Если приглядеться – заметно, как в лучах раннего солнца ленно тонут пылинки. Лепота.
Потратив завтрак на разглядывание столовой, вы возвращаетесь в кабинет.
Твой стол и правда завален. Ты берешь первый попавшийся листок – создаешь видимость работы. Читаешь вдумчиво.
Структура в документе есть, а смысла нет.
"Открыв холодильник, закрыл. Через две минуты повторилось".
