Инверсии, или Один сентябрь из жизни Якова Брюса. Встреча возле шпиля святого Петра. Библиотека журнала «Вторник» - страница 6

Глядел и глядел на темное море, светлые, видимые даже в полумраке гребешки волн, слушал его шум – сегодня он был сильнее, чем обычно. Казалось, я один во Вселенной. Один на скамейке закрытой спасательной станции. Мои спутники – только далекие маяки на краях залива. Мне было хорошо. Совсем не так, как в Москве.

Действие бальзама скоро закончилось, я немного озяб, но не торопился в отель. В запасе у меня был еще термос с чаем. Скоро я собирался приступить к нему. А пока… Пока смотрел на море, думал о том, что пробуду в Юрмале еще почти четыре недели, буду почти каждый день смотреть на море, но таких минут больше не будет. Зато будет что-нибудь другое, очень хорошее. Будет почти безмятежная, очень светлая полосочка моей жизни. Очень спокойная…

«Не мне одному нравится это место», – подумал я, глядя боковым зрением, – иначе было неприлично – на незнакомку, поднявшуюся на площадку. Разглядеть удалось немного: каменная лестница, ведущая к станции, находилась ближе к другому краю длинной скамейки, на которой сидел я, над Рижским заливом продолжал стоять туман, и утро еще не вполне вступило в свои права.

Несмотря на все эти обстоятельства, я увидел, что эта женщина молода, стройна, на ней короткий черный плащ, а ноги – что удивило меня – открыты. Ни брюк, ни колготок, а вместо закрытых туфель или, например, кед, легкие босоножки. Эта одежда не для берега сентябрьской Балтики.

«Она не из местных», – решил я. Наверняка отдыхает здесь, раз так одета. Может, любит ранние прогулки, может, ей не спится, а может, поссорилась со своим парнем (мужем), захотела побыть одна. А, точнее, наедине с морем. Получилось не совсем так – здесь оказался я. Но, кажется, мое общество было ей не в тягость. Она села на противоположный край скамейки, и мы совсем не мешали друг другу.

Так и сидели каждый сам по себе. Перед нами была маленькая, выложенная камнями площадка, на которой еще несколько лет тому назад в ясные дни коротали время загорелые латвийские спасатели. Сейчас кое-где между камнями уже появился разноцветный – ярко-зеленый и рыжий мох. А сами камни были такими же влажными и сырыми, как и все на Балтике этим начинающимся утром.

А еще перед нами было море. Почти серое, с редкой голубизной и сединой умиравших у песчаного берега гребешков волн.

Уже светало, дождь прекратился, туман потихоньку рассеивался. Я мог хорошо видеть незнакомку. Мне показалось, что ей холодно, и она не выспалась. И еще она была очень симпатичной. Тогда я расположился на скамейке так, чтобы лучше разглядеть ее. Глядел одновременно на нее и на правую половину моря.

Темные волосы… Очень короткая стрижка. В лице – а ей, как я определил про себя, под тридцать – что-то детское. Глаза… Губы… Женское, очень сексуальное начало оставило в себе капельки детства. Губы – они немного припухлые, не накрашены. Глаза – большие и ярко-синие, не помню, когда прежде видел такие. Удивительно красивые. А возле их уголков – крошечные, едва заметные морщинки. И еще – очень белокожая. Удивительно бледная. Не то что не загорела на Балтике – а перед этим были ясные дни, – но даже совсем не обветрилась. «Наверное, недавно приехала», – решил я.

Я неплохо рассмотрел ее. Понравилась. Очень понравилась. А под тридцать, отметил я про себя, учитывая ее «детскость», это самое маленькое. Но возраст не имел для меня никакого значения – ведь она мне понравилась.