Примерно так, с небольшими вариантами, всё происходило с тех пор, как Жанну стали водить в детский сад. Слава заканчивал работу раньше и забирал ее, а утром отводила я. Сегодня я принесла им не очень хорошую новость: за счет сокращения персонала нам повысили зарплату, но придется на час-два задерживаться.
Наша организация относилась к военному ведомству, контролируя на заводах и фабриках трёх соседних областей товары двойного назначения. С этой работой, через своего отца, мне помог Дима Рогов, и я была очень благодарна ему: хорошая зарплата, квартальные премии, чувство своей значимости из-за принадлежности к оборонке. Даже директора предприятий, которые я курировала, вынуждены были считаться со мной.
Стараясь забыть всё произошедшее в Ленинграде, я вгрызалась в работу, жила ею и через полгода уже считалась хорошим специалистом.
Начальник отдела, Яков Моисеевич, знал, что я принята к ним по знакомству и первое время придирчиво присматривался… Но, увидев, с каким упорством я вникаю во все тонкости, постоянно что-то спрашивая у него и у других опытных сотрудников, постепенно стал поручать мне дела посложнее.
Когда я была на седьмом месяце беременности, он, узнав, что мы маемся в съемном жилье без удобств, договорился с уезжавшим в длительную командировку военным, и тот за символическую плату предоставил нам свою квартиру.
Отношения с мужем после моего возвращения складывались не просто… Еще перед его приездом в Ленинград первоначальное решение вернуться домой сменилось сомнениями. Из-за присущей ему недоверчивости я предвидела, как трудно будет объясниться, и что родители его по-хорошему меня уже не примут, если даже мои ни разу не ответили на открытки. Но оставаться было тоскливо и страшно, хотя Элла обещала помогать во всем.
Слава, к моему удивлению, ни о чем не расспрашивал. Было видно, что он счастлив видеть меня, любит и очень хочет, чтобы я вернулась домой. С Эллой я даже не стала советоваться: она полностью поддерживала его. Он сразу понравился ей своей надежной обстоятельностью и заботливым отношением ко мне. А когда выяснилось, что он почти договорился о жилье, полагая, что я не захочу жить с родителями, сомнения отпали окончательно.
Ему о своих колебаниях я, конечно же, не сказала. Считалось, что с работой у меня не получилось, к тому же серьезно заболела, поэтому и приходится уезжать. Вещей набралось два больших чемодана – у Славы округлились глаза, когда их укладывали. Хорошо, что были неизвестны цены…
С Эллой мы договорились созваниваться, но я твердо знала: этого не будет. Я вычеркну из памяти всё, так как даже при мысли о К.В. меня охватывало оцепенение и подступали слезы, а остальное казалось сплошным тяжелым бредом.
Отец был рад моему возвращению, но, видя отношение матери, постепенно угас. А она, даже не здороваясь, спросила:
– И где же ты была? И за чем же ты ездила, мужняя жена? – и, не дослушав объяснений, язвительно выговаривала. – А люди-то говорят совсем другое. Тебя видели с мужчинами в такси, возле гостиницы… Мне стыдно смотреть в глаза сватам.
На следующий день после приезда пришлось навестить родителей мужа. Встретили меня, казалось бы, доброжелательно, но недоуменно-вопрошающие взгляды свекра и то, как Екатерина Семеновна, разговаривая, отводила глаза, говорило: я здесь чужая. Другого и не ожидалось… Услышав, что на днях с Крайнего Севера приезжает дочь с семьей и надолго остановится у них, я обрадовалась: им будет явно не до нас. Только через несколько дней, когда мы обосновались на новом месте, я вздохнула с облегчением.
