— Я всё хотел у тебя спросить, Заруба, — начал Марибор.
— Спрашивай, княже.
— Почему ты пошёл за мной?
Заруба глянул на него тяжёлым взглядом. Хоть и подёрнулись его русые пряди сединой, и не сказать, что такой громадный витязь мог обладать ловкостью и подкрадываться бесшумно, но сейчас глубокие тени вычерчивали на его лице резкие хищные черты, а грубая борозда на брови и вовсе делала его матёрым опасным зверем. Он втягивал в себя запахи леса, раздувая крылья носа, отзывался на каждый шорох. Марибор никогда не видел его таким. Будто тьма леса меняла его.
Не смотря на то, что Марибор раньше не считался с опытным в битвах тысяцким. Наверное, он представлялся ему юнцом, только-только постигнувшим вкус бойни, сколь безрассудным, столь и опасным, только и нужен догляд, иначе лиха беда. За время пути Марибор разглядел в Зарубе не только опытного воина, повидавшего много зла в своей жизни и сумевшего сохранить человечность и твёрдость духа, но и оказался хорошим советчиком и день за днём дружеское отношение только крепло.
— Потому что знаю, каково это — остаться одному.
Марибор долго посмотрел на него, а потом отвернулся, сбрасывая оцепенение.
— Я ведь раньше тоже был сам по себе, вот как ты. Гляжу на тебя и себя вспоминаю. Слыхивал про племя берлогов?
Заруба хмыкнул, прочитав на лице княжича удивление, но смотрел твёрдо, неотрывно.
— Людям об этом роде мало известно. Племя берлогов живёт глубоко в лесах, служит хозяину Велесу[1]. Одни считают их дикарями, другие молвят, что те обращаются в зверей да охотятся на людей, нападая на деревни, детей воруют. Но я знаю, что родом они из этих мест.
Да, многое из этого слышал Марибор, толки разные ходят о племени берлогов, но только к чему Заруба завёл этот разговор?
— Откуда тебе это известно?
— Матушка моя родом из того племени.
Марибор едва не поперхнулся отваром от изумления. Уж не хочет ли Заруба сказать, что он бер[2]? Княжич приподнял бровь, обращая удивлённый взгляд на тысяцкого.
— В Роде этом существует закон для отпрысков смешанных кровей: если родился мальчик, принято избавляться от него, девочек же, напротив, забирают в племя. Меня должны были убить, но отец мой, селянин деревни Кривицы, уберёг от такой участи, воспитал, а потом, как вошёл я в отрочество, отдал князю в дружину.
— Вот как, — опустил взгляд в костёр Марибор.
Огонь бесшумно трепыхался, приковывал внимание, поглощал, прогоняя все мысли из головы.
— Наговорил тут семь вёрст до небес, — посмеялся Марибор, но Заруба упёрся в него хмурым взглядом, выказывая всю серьёзность поведанного, готовый заручиться за каждое произнесённое им слово. Он не шутил.
— Думай, что хочешь, но это правда.
— И что же, в медведя можешь перекидываться? — хмыкнул Марибор невольно, хотя по спине холодок прокатился.
— Нет, не могу, только те, кто чистой крови, могут, остальные же, чьи крови мешаны, имеет сноровку дюжую, выносливее остальных, терпеливее.
Марибор глянул на него заново. И верно, даже воевода Вятшеслав, что возглавлял дружину Волдара, пал в стычке со степняками, а Заруба остался жив.
— А шрам откуда?
— Однажды в лесу мне пришлось столкнуться с бером, с истинным хозяином леса. Испокон веков у них заведено убивать слабых, чтобы их род состоял из сильнейших. Я защищался, чудом уцелел.
Повисло глубокое молчание. Марибор допил остатки взвара, отставил плошку. Что ж, правда о Зарубе пробрала.
