Эдвард с достоинством покинул комнату, а дверь запер на ключ. За сегодняшнее утро он вздыхал больше, чем за всю предыдущую жизнь. Вот и сейчас с его губ сорвалась бессловесная досада.
Измученный и усталый он спустился на кухню, чтобы заварить кофе. Пил он его очень редко, сугубо в те дни, когда мозги совсем не выдерживали, но их всё равно надо было как-то включать.
Распивая горький напиток (молока, чтобы разбавить горечь в холодильнике не отыскалось), Эдвард сочинял отмазку, которую скажет своему начальнику, чтобы не выйти на работу. Директор магазина хоть и был мужичком сердобольным, почитающим добросовестный труд и усердие, в чем никогда не разочаровывал юноша, но он также был строг, требователен и неимоверно криклив.
Весь этот час, затраченный на рутину, Ацель гремел батареей и причитал о своих страданиях, а когда на те не отвечали – начинал браниться как черт. У Эдварда от его проклятий завяли уши.
Он несколько раз заглядывал в комнату, если там хоть ненадолго взрастала тишина, но каждый раз встречался с одним и тем же: Ацель просил его освободить, а получая отказ – впадал в буйство.
Эдвард даже пытался раздобрить пришельца едой, но тот просто-напросто зафутболил ногой поднос, опрокинув тарелку с супом и зачинив бардак по всей комнате. Мясной бульон стекал по обоям жирными каплями, которые вряд ли когда-то ототрутся, а осколки разметало по углам так, что Эдвард потратил уйму времени на их сбор. Делать это под издевательскую ухмылку Ацеля было отвратительно!
Единожды пришелец сам позвал Эдварда в комнату – ему приспичило справить нужду. Но пластмассовое ведерко его, конечно же, не удовлетворило.
– И как я по-твоему буду это делать? – вякнул он, униженный такой необходительностью со стороны Эдварда.
– Как хочешь! – Эдвард хмыкнул и ушел, довольный, что хоть чем-то сумел задеть Ацеля.
Так, в криках и громыханиях, прошла половина дня. Эдвард уже жалел, что взял на себя такую ношу. Он хотел, чтобы Ацель сознался во всем по-хорошему, в душе желая оправдать его, потому что не мог выкинуть из своей жизни свою дружбу с ним.
К четырём часам дня, прикорнувший в кресле Эдвард, как это ни странно, проснулся из-за тишины, которая проникала во всё окружающее подобно долгожданному штилю после нескончаемого шторма.
Эдвард поднялся проверить – всё ли хорошо с Ацелем, и нашел того без движения. Однако пришелец не умер и не спал, потому что среагировал на шаги измененным дыханием.
– Эдвард, – хрипло и тихо произнёс он – контрастирующе для привычного ему тона, – сделай мне одолжение. Пожалуйста.
Если бы не жалостливое «пожалуйста» в конце, Эдвард может быть и не воспринял бы его серьезно.
– Тебе нехорошо? – забеспокоился он.
– Что за вопрос! – уныло и малоэмоционально воскликнул Ацель. – У меня затекли руки, я в пыльной комнате, униженный и никому ненужный, а через час-другой остатки моего достоинства выбьет из меня мой злейший враг!
Эдвард закатил глаза:
– Ладно, не драматизируй, что тебе нужно?
– В моей поясной сумке лежит раствор для инъекций – жидкость бирюзового цвета. Достань её пожалуйста и набери в шприц, та коробка со шприцами ещё при тебе?
– Ты хочешь, чтобы я сделал тебе укол?
– Да.
Поскольку голос Ацеля шуток не предполагал, Эдвард тоже отнёсся к заданию ответственно. Он приготовил инъекцию, сам дивясь тому, как легко это стало у него получаться, и с полным непрозрачного раствора шприцом возвратился в комнату.
