Габриэль включила «дворники», чтобы почистить забрызганное дождём стекло, и, встраиваясь в поток машин, ответила:
– Нечего обсуждать. Я не хочу об этом говорить. Я не убивала Розетт Смит…
– Мы это знаем!
– Но… не исключено, что я во всём виновата, – произнесла Габриэль через ком в горле. – Профессор умер из-за того, что я вовлекла его в ВУС, как вовлекаю вас сейчас. Не хочу, чтобы вы, миссис Уоткинс, или ваша дочь пострадали из-за меня…
– А как же видение?
– Адам прав. Любое предсказание будущего – всего лишь вероятность…
Когда «Фольксваген» подъехал к дому Уоткинсов, Адам Дэвисон, который всю дорогу с откровенной горечью слушал беседу на передних сидениях, осторожно подал голос:
– Габриэль, можно поговорить с тобой наедине?
Миссис Уоткинс с улыбкой кивнула, захлопывая дверцу и вставая под дождь, не боясь промокнуть. Зонт она целенаправленно оставила в машине, вынуждая Габриэль вернуть его ей и тем самым попасть в её ловушку с чаепитием.
– Ну что ещё? – взныла девушка, прильнув носом к рулю как к подушке. – Я на тебя не обижаюсь, если ты об этом. Но на извинения не рассчитывай.
– Хорошо, не буду, – улыбнулся тот благодарно. – На самом деле я сам хотел извиниться… Не знаю, что на меня нашло. Вообще-то я не одобряю насилие ни в каком его проявлении. Для меня это табу, и я его чуть не нарушил. Спасибо, что не дала мне сделать ничего дурного…
– Я не при чем. Это всё миссис Уоткинс. Ее благодари.
– Габриэль…
– Да что?
Несмотря на раздражение, с каким отвечала ему подруга, Адам улыбался:
– Я просто хочу, чтобы ты знала. Я всегда буду на твоей стороне. Чтобы не случилось.
Габриэль слезливо взглотнула. Слова застревали в горле, поэтому она извлекла из себя только сломленное «угу». Возможно, будь у неё чуть больше времени, её вконец сваренный событиями мозг допыткал бы до чего-нибудь более благозвучного, но его умственный процесс прервал стук в стекло салона автомобиля.
Это была миссис Уоткинс. С её одежды водопадом сочилась вода, а глаза раздувал неописуемый ужас.
Габриэль с подскочившим сердцем разблокировала дверцу и сквозь шум дождя услышала страшную фразу, прозвучавшую как гром:
– Мою дочь похитили! Пенни похитили!
Глава 3. Церковь на Гринвелли
Кикки, отсиживающийся в гостиной, заслышав знакомые голоса, извлек свой пушистый вертлявый зад из-под подкладки в диване, в котором разодрал дырку и сделал себе «укрытие», и вышмыгнул им навстречу. Он запищал и завертелся под ногами миссис Уоткинс, будто пытаясь поведать о произошедшем.
– Кикки! – Миссис Уоткинс подняла кропуса за подмышки, как котёнка, и прижала к груди. Ее нога наступила на влажный след из дождевой воды и уличной грязи – отпечаток подошвы ботинка очень большого размера. – Это был он? Огон? Он ведь и тебя похитил с родной планеты! Хорошо, что ты в порядке, малыш!
– Хм… – Адам застыл в холле с запиской, чернила на которой разъело от дождя и слез. – Я тоже придерживаюсь мнения, что это огон похитил Пенни, но… когда он научился писать?
Обжимаясь с Кикки, сочувтвенно вылизывающим её колючие мокрые волосы, миссис Уоткинс встала рядом с Адамом, чтобы перечитать записку: «Если хотите вернуть Пенни, приходите сегодня в полночь в церковь на Гринвэлли».
Теперь, когда первичный шок прошёл, она могла размышлять:
– Почерк очень аккуратный. Это… странно. Чтобы так хорошо постичь каллиграфию нужно долго набивать руку.
Охлаждая затылок и ладони о стену, Габриэль даже не собиралась читать записку. Она оторвала взор от пола и тяжело проскользила им вверх, пока не закрепила его на спинах друзей.
