Борин долго молчал, видно, обдумывая его просьбу.
– А что за вопрос? – спросил он, наконец, еще более тихим и ослабшим голосом.
– Если позволите, я воздержался бы от комментариев. Телефон не лучшее средство для откровений…
Снова последовала длительная пауза. Шамсиев уже думал, что прервалась связь, но голос в трубке произнес тихо:
– Хорошо. Сегодня я неважно себя чувствую. Приходите завтра, в час дня, если сможете.
– Благодарю вас. До свидания. – Шамсиев, переждав немного, довольный, положил трубку.
– Вы пойдете к нему один? – спросил Вахрамеев, когда Шамсиев уселся на свое место.
– Да, один, Сережа. Так будет лучше. А тебя я попрошу вот о чем. Проверь, пожалуйста, по всем каналам, знал ли раньше Борин Аристову, общался ли с ней, и вообще постарайся больше разузнать о них, об их прошлом. А я, извини, прогуляюсь, пожалуй, по городу. Нахожусь здесь уже три дня и ничего еще путем не разглядел.
– Может, нужна машина?
– Нет, пройдусь пешком. Чтобы люди не говорили: думает на ходу, а ходит очень мало…
За каких-то два часа неспешной прогулки Шамсиев успел побывать в огромном, раскинувшемся на горе парке, в доме-музее знаменитого писателя, прошелся несколько раз по набережной, побывал в двух-трех магазинах и, вероятно, продолжил бы еще знакомство с городом, если бы не набрел случайно на здание главпочтамта, где находился пункт междугородных переговоров.
Он вспомнил, что жена его эти дни должна была находиться дома, и решил позвонить ей.
В междугородке почти никого не было, и, зайдя в будку с телефоном-автоматом, он быстро, без задержки, набрал номер своей московской квартиры. После нескольких продолжительных гудков учтивый детский голосок ответил:
– Это Альфия. Вам кого, извините?
– Альфия, здравствуй, доченька! – узнал он родной голос. – Это папа. Как вы поживаете там?
– Ой, папа, папа! – обрадованно прокричала в трубку дочь. – Здравствуй! У нас все хорошо! А сам ты как? Раскрыл еще преступление?
Шамсиев тихо в кулак рассмеялся. Раскрыл преступление… Вот что значит дочь следователя. Переживает за отца. Сам же шутливо пожурил дочь:
– Ишь какая быстрая! Тебе, только приехал, – сразу подавай злодея со связанными руками. Все бы делалось так просто. Ну, ладно… Ты уже вернулась из пионерлагеря?
– Еще позавчера.
– А как отдохнула?
– Здорово, папа!
– Ну, молодчина, приеду – расскажешь все. А мама дома?
– Нет, она пошла к тете Анжелике, хотела пообедать у нее… – Шамсиеву показалось, что голос дочери немного сник. – Она, наверное, скоро вернется…
– А ты сама пообедала?
– Конечно, конечно! Мама еще с утра все приготовила. Ты только не беспокойся!
Дочь явно не договаривала что-то. Шамсиев не стал ничего выпытывать:
– Ну, ты давай держись там, не вешай носа! – произнес он бодрым голосом, хотя настроение у него упало. – Маме передай привет, когда придет. Скажи, что работа у меня здесь может затянуться. А преступление… Я постараюсь раскрыть его, Альфиюшка, слышишь! Ну, пока, доченька! Я еще позвоню…
Повесив трубку, Шамсиев на минуту задержался в будке.
«Опять эта Анжелика… – подумал он с досадой, готовой вот-вот перейти в возмущение. – Ведь, кажется, уже обещала не встречаться больше».
Анжелика – это была ее подруга. Бог знает, где и как они познакомились. Смазливая белокурая женщина лет тридцати, танцовщица из ресторанного варьете, пуста, как барабан, и в чем-то даже инфантильна, хотя и имеет в кармане диплом института культуры. А многие находили ее просто глупой и вульгарной.
