Сурулева увели.
– Ну, как ты оцениваешь это? – спросил Шамсиев сидевшего в задумчивости Вахрамеева.
– Не знаю, что и сказать… – не выходя из состояния задумчивости, обронил Вахрамеев. – Сурулев, конечно, не дурак, и он не стал бы просто так, ради потехи, брать на себя такое преступление. Ведь он прекрасно знает, что никаких шансов на снисхождение у него нет. А главное – почти все в его рассказе совпадает. Разве что цветы, которые были в руке у Аристовой. Но рецидивист и цветы… Он просто мог не обратить на них внимания.
– Совпадения легко объяснимы. Сурулев в те дни находился на свободе и мог узнать о подробностях убийства. И места ему хорошо знакомы. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что раньше его уже допрашивали по этому делу, содержали к тому же в камере с другими подозреваемыми. Так что недостатка в информации он не испытывал.
Шамсиев помолчал немного и, посмотрев прямо в глаза Вахрамееву, добавил:
– Я помню, Сережа, убийство Аристовой и Сурулев – это одна из твоих версий. И стоит, наверное, проверить ее там, на месте, чтобы не оставалось сомнений. Распорядись, пожалуйста, чтобы, кроме Сурулева, нас и конвоиров, туда выехала дополнительная машина с оперативниками. И было бы хорошо, если бы они выехали чуть раньше.
– Хорошо, – живо отреагировал Вахрамеев.
Сурулев привел следователей в тот самый жилой квартал, где была убита Аристова. Он с уверенностью показал место во дворе, где встретил потерпевшую и пытался завязать с ней знакомство.
Следуя за арестованным, Шамсиев, Вахрамеев и конвоиры приближались шаг за шагом к дому, где была убита потерпевшая. Находившиеся подле них криминалисты с помощью своей аппаратуры фиксировали на видеопленку каждый шаг, каждое произнесенное Сурулевым слово.
Шамсиев шел, время от времени останавливая взгляд на массивном, начинающем лысеть затылке рецидивиста. Он видел и чувствовал, что Сурулев весь собран, напряжен, вымеривает каждый свой шаг, как бы внимательно приглядываясь к окружающим и оценивая обстановку.
Нет, нет, Сурулев явно замышлял что-то.
Подозрение это возникло у него еще во время допроса и усугубилось после того, как Сурулев по прибытии на место происшествия попросил снять с себя наручники, обещая быть прилежным и не только рассказывать, но и показывать все, как было в ту роковую ночь…
Вот он замедлил шаг, встал и, повернувшись к Шамсиеву, жестикулируя руками, сказал легко и непринужденно, сам косясь на стоявших рядом конвоиров:
– Запоминайте, вот на этом самом месте я взял блондинку за руку и здесь она вкатила мне оплеуху… – Затем он сделал несколько шагов вперед, продолжая: – А здесь… здесь я, значит, увидел камень, нагнулся, чтобы взять его. Вот так…
Он медленно пригнулся к земле и вдруг, резко дернув за ногу одного из конвоиров, опрокинул его на землю, затем, выпрямившись, как пружина, сильнейшим толчком свалил с ног другого и бросился бежать.
– Стой! Стой! – закричал один из конвоиров, ловко вскочив на ноги и заученным движением выхватив из кобуры пистолет, но в это время из стоявших неподалеку черных «жигулей» стрелой вылетели три дюжих молодца, бросились наперерез Сурулеву и, схватив его, сбили с ног, подмяли под себя.
– А-а-а! – вопил Сурулев диким, совершенно неузнаваемым голосом, пытаясь сбросить державших его оперативников. – Галька! Ну, погоди, сука, стерва! Променяла меня на фраера! Клянусь, не видать тебе счастья! Сбегу, ей-богу, сбегу, не сегодня, так завтра, всю башку тебе разобью, мозги по асфальту размажу! Будешь знать, как «сурка» на свалку кидать!
