Исповедь игромана - страница 26

Я надеялся на то, что своим поведением моя игровая подруга попросту пыталась не допустить нового, уже созревавшего этапа взаимоотношений. Надеялся потому, что тогда бы это означало то, что она, так же, как и я, видела во мне кого-то больше, чем игрового друга.

Наступил 2011 год. Упорная в своей последовательности, Алина продолжала – без моей помощи и без моего противодействия – придавать нашим отношениям лицо дружбы, лепив его на ощупь из подручных средств. Но и без обоюдных ласканий слуха страстными словами и бессчетными комплиментами, без рассказов о всепобеждающей любви и о борьбе за нее, без свиданий и всего того, что делают на них парочки, мы все равно усилили, углубили нашу связь. До такой степени, что были вынуждены признать, что влюблены друг в друга.

Общаясь так тепло и подолгу, мы сами приблизили тот неизбежный час, когда один из нас уже не мог не высказаться прямо о том, что жило между нашими строчками, переглядываниями, перемигиваниями, переговариваниями, перешептываниями. Жило и не желало умирать в безвестности. Тем, кто одним махом разломал вылепленное лицо, на создание которого ушли месяцы, стал я. Алина не бросилась собирать его обломки, восстанавливать их – она ответила признанием.

В подобные минуты молодые парочки готовы взмыть к небесам, чтобы поцеловать в щечку и прижать к себе амура, соединившего их. Они жаждут обзвонить и обойти друзей, подруг, родителей, с тем, чтобы сообщить словами и своим настроением о радостном событии, о том, что испытываешь такой душевный подъем, что готов без устали трудиться во имя сохранения и развития этого высокого чувства. И пусть уже через несколько недель впечатление отчасти утратит свою лучезарность, но ведь здесь-то, сейчас оно сияет в полной мере!

Отогреться в его сиянии нам не посчастливилось – на нас пала огромная тень бремени любви и поиска безупречного выхода. Единственной отрадой под прохладной тенью этой служило то, что там в кои-то веки не было одиноко…

Шестнадцатого марта 2011 года я не желал быть ни в игре, ни с друзьями, ни с Алиной – я нуждался исключительно в той, чье присутствие с первых дней жизни подле себя принимал как данность. Увы, как данности было безразлично мое принятие, так и не спрашивала она моего согласия на то, чтобы в одно мгновение прекратить свое существование навечно. Уникальная, содержательная, любимая данность сменилась холодной пустотой.

Узнав о ней, Алина, в меру своих возможностей, пыталась заполнить ее, окрасить, пусть и наверняка осознавая, что звонков и сообщений недостаточно для этого, что пора снова посмотреть друг другу в глаза. Не через веб-камеру, которую мы иногда использовали, чтобы создать подобие живого общения, а наяву. С другой стороны, что могла принести с собою эта долгожданная встреча? Случаем, не начало разрыва супружеских уз, уход из семьи, конфликт с матерью, осуждение и презрение окружающих?

Рано или поздно даже в сильном, психически устойчивом, волевом человеке зарождается чувство бессилия, безысходности, отчаяния. В начале апреля, в первый раз за все время, проведенное так или иначе вместе, я услышал голос Алины именно в таком состоянии:

– Панда, привет, как ты там? – послышалось из трубки.

– Привет, Алин, нормально, – буднично сообщил я. – Как…

– Ты врешь, ты опять мне врешь, – утверждала она. – Наверняка занимаешься самокопанием.

– Да, не без этого, – вздохнул я. – Если честно, я никак, но так и должно быть – это и есть новая норма, новая данность. Откуда ты звонишь? – спросил я, слыша неясные посторонние шумы. Было уже около десяти часов вечера.