– Говори сука, не молчи. – Начал он зловеще. – Ты покойник падла, я тебя из-под земли достану. Слышишь? Только тронь его и будешь распятому Христу завидовать. Понял? – орал он в трубку, и слезы ручьем катились по лицу.
Через месяц Алик пришел в кабинет босса по его приглашению к нему в кабинет. Начальник сидел один во главе длинного стола и жестом пригласил вошедшего сесть на близко стоящий стул. Лицо босса было мрачнее тучи.
– В общем, так, горе у меня Альберт, – начал он. – Ты же знаешь, сын у меня один. Сколько мы с Маринкой его ждали, врачей обошли, чтобы он у нас появился, а тут, какая-то сволочь… Вот живу я, пашу как лошадь, денег помойка, недвижимость. Дальше больше будет. А, жить мне сколько? Лет десять, ну двадцать, и что? И кому это все, для чего это все?
Алик смотрел вниз, в ответ смог только глубоко вздохнуть и слегка пожать плечами, всем видом выражая искреннее и глубокое сопереживание.
– Звонит, говорит: «Помнишь Сидоровых?» Кто такие Сидоровы? Да, много мы с тобой в свое время народу побили, много, но ведь я не виноват, время такое было, нельзя по-другому было жить. Сумму выкупа назвал, охренеть можно, но ничего, мне ради ребенка ничего не жалко. Я всех обзвонил, сроки сжатые. Макара помнишь?
Алик кивнул.
– Обещал лимон дать. Значит так, я тебе, как себе доверяю. Мы вместе пуд соли съели, ты мне, как брат. Полетишь сегодня к Макару, в аэропорту кейс получишь, с таможней договорятся и сразу назад.
– Конечно.
– Все иди.
Алик уже подошел к двери.
– Подожди – услышал он голос босса.
Начальник медленно встал, подошел к нему и начал говорить, глядя прямо в глаза. В глазах главного был лед:
– Я дал приказ за твоими следить, за женой и дочками. Деньги не привезешь, им не жить.
Молча, Алик покинул кабинет. «Что ж – подумал он – с волками жить, по-волчьи выть».
* * *
– Мужчина, мужчина, вам плохо? – услышал он легкий прибалтийский акцент. Кто-то аккуратно хлопал его по спине.
В соседнем кресле, рядом с Аликом сидела блондинка с короткой стрижкой, приятными и в то же время необычными чертами лица. Скулы были широковаты, надбровные дуги несколько выдавались вперед, однако, легкий загар на лице и бирюзовый цвет глаз сглаживали эти, пожалуй, недостатки. Алик немного успокоился, перестал рыдать, вытер глаза и выпрямился.
– Да нет, уже лучше, спасибо.
После небольшой паузы соседка продолжила:
– Это ужасно, умереть молодой.
Сосед не был настроен на диалог, тем более на такую сложную тему, поэтому промолчал.
– Мне страшно – выдохнула девушка и крепко прижалась к Алику. Он почувствовал, как быстро бьется ее сердце, рука машинально начала гладить девушку по голове. А самолет продолжал двигаться по небу.
– Вставай дочка, вставай, сегодня праздник – услышала она приятный голос отца и почувствовала мягкое прикосновение сильной руки к плечу.
Сквозь пелену, просыпающегося взгляда, постепенно начали проступать черты его улыбающегося лица. До боли родными были эти голубые, глубоко посаженные глаза и нос картошкой, и, постоянно вихрастые, пегие волосы.
Она не сразу вспомнила, что сегодня день, которого она так долго ждала, и, который, несмотря на праздничность, вызывал в душе ее противоречивые чувства. День этот был, первое сентября. Противоречивыми же чувства были потому, что с одной стороны, мама и папа рассказывали, как это будет здорово: придут нарядные дети с цветами в сопровождении счастливых, улыбающихся родителей, будет торжественное настроение, будут поздравлять, все станут веселые и радостные; с другой, ей не давали покоя язвительные замечания старшего брата Йонаса с ухмылкой говорившего о занудных уроках, домашних заданиях, которые отнимают время у телевизора и дворовых игр, о злых учителях и тому подобное. Маме и папе Инга верила больше, но все же, слова брата, как она ни хотела этого, не казались ей полной выдумкой.
