Читать онлайн Владислав Чернышев - Исповедь камикадзе

Здание аэропорта ничем особенно не удивляло. Обычное трехэтажное, панельное строение с большими окнами и множеством стеклянных дверей внизу. Единственным удивительным было то, что здание это стояло как бы на отшибе, в стороне от других жизненных объектов, как будто есть только оно, а вокруг пустота. В том смысле, что, конечно, растения, люди и животные, несомненно, существовали в округе, но других жилых, крупных домов не было. Эдакий портал в неизвестность. Хотя, видимо, такова сущность всех подобных заведений: вокзалов, морских, речных портов.

День был светлый, как говорится хороший. Несмотря на разгар июля, погода стояла мягкая, не изнуряющая. Летная была погода. Ветерок слегка колыхал зеленые листики на деревьях, растущих рядом с аэропортом, их шелест шептал как будто: «Порхайте, порхайте!». Солнце светило неярко. Словно ласковая мать оно нежно гладило головы своих чад.

Эх, двери аэропорта – крепки ваши петли. Открылись, закрылись, открылись, закрылись, нет вам усталости, нет вам сносу. Кто-то выходит из вас устало, медленно, кто-то, поторапливаясь, но все же с усилием. Тянут они за собой тяжелые чемоданы, словно бурлаки баржу. Сил кричать на идущих-бегущих рядом детей своих, почти нет. Сцапать крепко руку ребенка своей, сбросив перед этим тяжеленную сумку с ненужным барахлом на землю, другой не переставая держать ручку «гроба» на колесиках, да дернуть её (руку ребенка) слегка, для придания спокойствия дитяте. А она, в смысле дитятя, возьми да расплачься. Вот и пришел момент для философских вопросов типа, а зачем они нужны дети, отпуск? Можно понять ребенка, несколько часов лёта с заложенными ушами в неудобном кресле – не сахар. Хочется побегать, порезвиться. И чего родителям не нравиться? Шли бы себе и шли.

Кто-то выходит налегке, чемоданчик в руке. Коммандировашный. Вышел, не спеша, озирается по сторонам: где же тот, кто его встречает? Посмотрел на часы, нахмурился, губки к уголку рта подвел, с ноги на ногу нетерпеливо переминаться начал, пот на лбу выступил. Семенит, семенит к нему девчонка: «Пал Василич, Пал Василич, пробки на дорогах…». Пробки. Небось, маникюр два часа делала. Пробки. Ничего в ответ не сказал ей Пал Василич, резко развернул лицо к машине, твердой походкой пошёл к ней, всем видом давая понять: некогда, дел по горло, поехали куда-нибудь перекусим, потом в гостиницу и спать.

Те, кто входят в аэропорт в большинстве своем спешат. Они резко выскакивают из, быстро подъезжающих автомобилей, долго не могут захлопнуть дверцу и потом, несутся груженые к дверям аэропорта, и кажется, сейчас створка резко откроется выходящим, и бегущий, ударившись об неё, рухнет со всем своим скарбом к подножию здания, как молящийся в храме перед причастием. Но ничего, с божьей помощью проскакивает. А что внутри? Скопище разных людей с озабоченными лицами, снующих друг между другом. Кто-то стоит, кто-то сидит, кто-то бьёт бесконечные поклоны перед указателем, пытаясь сообразить, куда ему свои стопы направить. Суета, суета.

Вот оно заветное окно-справочная. Сложен и извилист путь к нему. Добыть бы у бабы Яги клубок заветный, что дорогу может показать. А уж коли дошел, вот тебе ещё одно приключение – очередь недвижимая, похожая на небольшой пикет, разрозненно стоящих людей, упёрших руки в бока, и с тревогой на лице ждущих приговора: улетят, не улетят.

Зал ожидания. Можно сесть в мягкое кресло, сложить перед собой горку из собранных вещей, расслабиться, немножко передохнуть, и ждать, когда девушка нежным, металлическим голосом позовет на регистрацию, а там …там, проверка документов, магнитный контур (уберите металлические предметы), рентген, осмотр, упаковка багажа, взвешивание, сдача багажа, накопитель, автобус, трап, размещение в салоне и УРА!!! – Земля прощай, в добрый путь. Всего ничего.

В накопитель люди налегке заходят. И в руках легко и на душе намного легче – многое позади. Оглянись товарищ вокруг, посмотри на людей. Ты думаешь, это просто люди? Э, нет. Тебе ещё с ними в одном самолете лететь, на какое-то время они твоими соседями станут. Вы будете жители пространства отдельного от Земли. Ты не задумывался об этом? Нет? И молодец, и не надо. Пусть лошадь думает, у неё голова большая. Какое там думать! Присесть, закрыть глаза. Баночку пива холодненького в буфете. Подойти, сказать: «Девушка, мне пива баночку из холодильника, пожалуйста». Девушка подаст, улыбнется, сумму назовет. «Ого, ну у вас блин и цены» – только и скажешь. Привыкай дорогой к новому порядку цен. Ты видимо в отпуск летишь, раз денег у тебя много, если пошёл в накопительском буфете пивко покупать. Так что, привыкай к легкому расставанию с суммами, с которыми в обычной жизни расставался медленно и расчетливо.

Люди в накопителе разные и в то же время чем-то похожие. Вот один, не торопясь, пьет охлажденное пиво из баночки, медленно пропуская ледяную жидкость через разгорячённое горло, смакуя и улыбаясь. Что ни говори, а высокая цена продукта придаёт ему непередаваемо приятный оттенок вкуса.

Две женщины в сторонке. Одна другой что-то рассказывает с интересом, разводя и сводя руки и наблюдая внимательно за реакцией собеседницы, ища одобрение в её глазах. Та в ответ кивает, опускает глаза вниз, выдыхает, мол: «Да, да конечно», но, скорее всего, имеет про себя свое мнение да не высказывает, боясь перевести наставление в спор и возможно ругань. О чем они говорят? Разве это важно? О воспитании детей, о приготовлении пищи, о том, как сложно жить в наше время, о знакомых женщинах, которые попали в неприятность «…а я вот так и думала, что так получиться, так этой стерве и надо…». Какое это счастье, что бог наградил женщин способностью провести нескучно время, поговорив ни о чём. И время быстрее летит, и напрасно не пропадает: мысль работает, язык ворочается, удовольствие появляется. И ведь что характерно, наверняка после расставания они не вспомнят, ни то, что как кого зовут (вероятно, они даже этого не знают), а и тему разговора. Скорее всего, сам факт разговора забудут.

А пока, «умная» делится мнением, вторая слушает, время от времени в сторону смотрит, та ей уже надоела видать хуже горькой редьки, но не уходит, и не потому, что приличия не позволяют, а потому, что худой разговор всё же лучше доброго молчания.

Другое дело разговор мужской. Короткие фразы, короткие замечания. Долго, мучительно думает мужчина о том, с чего разговор начать. Не менее долго и тщательно размышляет, как ответить. И вообще часто не клеится. Но и здесь есть спасительная штука. Штука эта – анекдот, или байка. Мужчины сочинители сильные. Молчат, но стоит кому-нибудь анекдот рассказать, как вот уже и смеются мужички, кто-то, что-то из своей жизни вспоминает, и пошло, и поехало.

Нельзя не вспомнить исключительную по своей силе метафору Толстого Льва Николаевича из «Анны Карениной». Собралось светское общество, а в то время (19 век) телевизор ещё не придумали, и люди с целью развлечения встречались для общения. Представители высшей касты (князья, дворяне) только друг с другом якшались, и вечерами у кого-нибудь в особняке, или усадьбе сходки устраивали. И вот на одной такой сходке (светский раут, что ли называлось?) собрались светские львы да львицы, что говорить, сплошь красавцы да красавицы, одеты богато, на дамах украшения дорогие, кавалеры щеголи важные. Но, как говорила хромоножка Лебядкина из «Бесов» Достоевского Ф. М.: «Богатства много, да веселья нет».

Стоят они, бедолаги рядом друг с другом, а разговор никак не получается. И тогда они прибегают к верному средству – злословию. И разговор, – если не ошибаюсь, – занялся, как костерок от спички. Правда в нашем случае спичкой является не злословие, а юмор, анекдот. Это я о мужском разговоре продолжаю.

Вот и компания молодых мужчин. Один какую-то байку травит, да так выразительна его мимика, жесты, куда там народным артистам. Другие слушают и вдруг, как по команде начинают от смеха содрогаться, кивать, мол, точно, точно. Так оно и есть, брат.

Дети. Дети – светлые создания. Куда их не помести, не будет им скуки. Тем более если ребенок не один. А их вон, целых трое в середине помещения. Двое, похоже, брат с сестрой, а третий посторонний, но они играют друг с другом так, как будто с рождения друг друга знают. Вот в салки начали. Бегают друг за другом, кричат: «Голя, голя», поскальзываются, дальше бегут. Радость. Мальчишкам лет по пять, а девчонка уже большенькая лет восемь, если не больше, а всё одно, бегает как шальная. Родители шикают, цыкают, одёргивают, пальчиком грозят, шепотом говорят: «Тише вы, посидите спокойно, щас в самолёт пойдём», но нет укорота детскому веселью. А говорят: с годами человек не меняется. Меняется, и ещё как! Ведь и мы, взрослые когда-то такими же были. Что же сейчас, куда ни придём, везде маемся? Что с нами случилось? О чём это я? Ах, да, о том, что объединяет этих людей. Чувство нетерпения, наверное желание поскорее уже в самолёт сесть, непроизвольные действия, направленные на то, чтобы время убить. А вот, как раз и автобус.

Вечерело. Было уже прохладно. Люди одетые легко, кто в футболках, кто в легких куртках ёжились от несильных порывов прохладного ветра, неизбежного спутника широких пространств, таких как летное поле, например. Долго ждали трап. Кто-то зевал, кто-то притоптывал, сложив на груди руки крендельком, пытаясь согреться. Практически все озирались по сторонам, выискивая лестницу на колесиках. Вот и трап. Люди неорганизованной толпой бросились на штурм, потрясая перед собой билетами. Постепенно, постепенно, один за одним, не торопясь, они поднимались по ступенькам вверх, чтобы там, наверху исчезнуть из поля зрения остальных во чреве стальной птицы. В самолете тепло, и, несмотря на тесное пространство, как-то по-домашнему уютно. Все, слава богу, находят свои места, не скандалят. Кто-то смотрит в иллюминатор на летное поле и огоньки других самолетов проезжающих невдалеке, кто-то играется с ремнями безопасности, кто-то читает правила поведения в самолете, заботливо положенные в отсек на задней стороне, впереди стоящего кресла. Самолет гудит, разогревается, придавая общей атмосфере некую таинственность и предчувствие необычного. Играет радио, что-то иностранное, но приятное на слух. Вдруг все замолкает и из динамика слышится мужественный голос: «Уважаемые пассажиры, Вас приветствует командир экипажа самолета и т. д.». потом стюардесса расскажет, где расположены запасные трапы, и спасательные жилеты на случай внезапного приземления на воду. Дальше попросят пристегнуть ремни безопасности, перевести спинки кресла в вертикальное положение и приготовиться взлету. Загудит яростно, затрясется ероплан, так и покажется; еще секунда и выстрелит он в небо, подобно пуле, но нет, тронется потихоньку с места, как будто малыш великан потихоньку его за веревочку тянет. Растет скорость, замирает сердце, у кого-то уши начинает закладывать. Все быстрее, катится, быстрее, и… взлет, словно земля под колесами вниз ушла, а самолет как двигался вперед, так и продолжает, не заметив этого, удаляясь от твердого основания, как будто все одно ему, что по поверхности, что по воздуху мчаться. Полет проходит нормально на высоте десяти тысяч метров. Уже можно кресла отпустить, кто-то уже кемарит, стюардессы разносят теплые пледы, водичку повезли, жить можно. Прошло где-то около часа, как вдруг со своего места встал смуглый молодой человек, приятной внешности и начал говорить внятно, четко проговаривая каждое слово, не слишком громко, но при этом так, чтобы его услышали большинство пассажиров. Одет он был в легкие светлые брюки и в тон к ним рубашку с короткими рукавами, на голове – белая бейсболка. Вот что он сказал: