– Ну, как там у тебя с этим, как его …Коля? – обратилась «барыня» к Катерине.
– Толя – смеясь, поправила подружка.
– Точно, Толя. А я всё Коля да Коля. Хотя Коля ему бы больше подошло. Простой как валенок, но ничего Катька, пацан видно нормальный, не упускай шанса. Сколько ты уже с ним крутишь?
– Щас вспомню, – завела вверх глаза собеседница, пытаясь вспомнить, не переставая при этом хрустеть огурцом, – а, ну да, уже два месяца. Дискотека то у нас на восьмое марта была, там и познакомились.
– Дала уже ему? – не церемонясь, спросила Лиза.
– Да ну тебя Лизка, – махнула на неё рукой Катерина, опустила вниз глаза и покраснела.
– Ой, ну надо же какие мы скромные, фу ты, ну ты, девочки-целочки. Не тяни ты с этим. Мужики не любят, когда их… ну понятно. Не заметишь, другую найдёт, посговорчивей.
– Да мы с ним ещё ни о чём таком.
– Ладно, рассказывай. Мужику одно надо, уж я их породу изучила. Сначала цветочки, слова ласковые, за ручку осторожно возьмёт, потом смелее, а как дело сделал, вжить, и поминай, как звали. Ну и что? И ничего. Один ушёл, другой пришёл. Жить в удовольствие надо, а не целку из себя строить. Состаришься, не заметишь, потом только старым пердунам нужна будешь.
– Не права ты Лизка, не такой он.
– Ага, не такой, пальцем деланный. – Она вдруг замолчала, внимательно посмотрела на подругу – Или влюбилась? Эх, девчонки, девчонки, любовь-морковь, она только в книжках да в кине бывает, а в жизни… Да, что вам объяснять, не знаете вы ещё правды жизни. И чё вас в город понесло? Сидели бы себе в селе, сиськи коровам дёргали.
– Тебя вот понесло – возразила Катерина.
– Ну – на секунду задумалась бывалая – я может, для другого рождена. Чувствую я в себе силу, характер. Чую – большая у меня дорога в жизни. Вот техникум окончу, поработаю маленько, и в Москву поеду, в актрисы поступать. Что ж такой красоте в захолустье пропадать что ли?
– Ага, ждут тебя там в Москве. Много там таких актрис, сама знаешь, – весело поддела её Катя.
Ничего в ответ не сказала ей Лизавета. Посидела немного со странной полуулыбкой на губах и обратила свой взор на Валентину.
– Ну, а ты, чё сидишь мышкой серой? Наливай.
Валя несмело взяла бутылку, начала разливать.
– Чё себе так мало льёшь? Полнее, полнее, вот.
– Да, я как-то, чё-то уже и голова у меня.
– У всех голова. Говори тост.
– Ой, ну не знаю – засмущалась Валя – чё и сказать то. Давай лучше ты, у тебя лучше, давай.
– Ну, что ж – подобралась Лизавета, одной рукой она держала руку, другой упёрлась в бок, глубоко вздохнула – за любовь девчонки, хоть и нет её, а вдруг…она негаданно нагрянет, когда её совсем не ждёшь.
Она манерно запела песню из известного старого фильма, томно посматривая на своих подруг.
Прошел год, и вот наша героиня сидит в маленьком кабинете заведующего родильным отделением, рассматривая с интересом плакаты анатомического содержания, а также картинку, изображающую младенца с разбитой головой и надписью «Аборт – это убийство».
– И что вы за матери такие? Сколько работаю, никак в толк взять не могу, – начал устало-раздраженно, еще далеко не пожилой, статный мужчина с грустными глазами, одетый в небрежный белый халат поверх зеленой хирургической формы.
Лиза опустила глаза, руками обхватила коленку ноги, которую предварительно закинула на другую. Стопа вместе с тапком опускалась и поднималась. Лизавета уже неоднократно сталкивалась с ситуацией, когда старшие старались ей что-то внушить, обвиняли, порой даже руку прикладывали, и было за что, но она уже научилась относиться к подобному, как к неприятному, и в то же время неизбежному событию, которое как и всё в этой жизни имеет свое начало и свой конец, дело только во времени. Переубедить её было невозможно, чужие слова пролетали мимо неё, едва касаясь, ушей.
