Истинная грусть - страница 9



Но Алан гордился широтой своего мышления, и, вероятно, полёт наркотической фантазии подтолкнул его к развитию идеи о выходе за границу, про которую он несколько раз упоминал ранее. О своей решимости он рассказал на следующий день в моей комнате. Он пришёл ко мне рано утром, что делал нечасто, и почти сразу перешёл к сути своего вопроса, приводя бесчисленное количество доводов и почти каждую секунду обращаясь к чашке – по-видимому, он пребывал в натянутом состоянии духа и потому пил очень много кофе. Для меня же было интереснее разглядывать утренние лучи солнца на столе, которые в тот день казались особо золотистыми и ненавязчивыми. Но когда я понял, о чём говорит Алан, то его решение было неожиданным для меня и намекающим мне на то, как плохо мы знаем наших друзей и родных: точнее, мы хорошо знаем их статическое состояние, но, когда приходит время изменений – только истинные чувства и ощущения остаются стабильными, всё остальное сметается с поля нашей жизни.

– Физика, философия – всё это не приведёт к значительным продвижениям, потому что в этом нет ничего нового. Нам нужен новый способ вскрытия реальности, который даёт остров. Нас должна занимать идея реального движения. Эти люди, сидящие на своей заднице и боящиеся всего, что не поможет им пригреть свои размякшие морды, не должны быть ориентиром в наших поисках. Они даже не могут купить цветы, чтобы нормально потрахаться. Выйти за границу – отличная идея, чтобы не засохнуть в этом болоте. Знаешь, я тут много думал про мышление и пришёл к выводу, что ты был прав: всё, что мы видим, является лишь видимостью. Я уверен, что мы можем изобрести инструмент, чтобы сломать эту видимость и найти путь к новым реальностям…

После этих слов я почувствовал такой поток внутренней злобы и насилия, что его слова до сих пор пророчески звучат в моей голове, предвещая скорую беду, – я никогда не говорил об эфемерности реальности, а когда говорил про «видимость», то имел в виду лишь нашу личную неспособность воспринимать наслаивающиеся пласты восприятия, забирающие у нас столько энергии, что мы часто не в силах понять всё в соответствии с его внутренней природой.

– Кажется, ты собирался заводить семью? – наполовину шутя, спросил я, чтобы прервать этот бред, но негодование от моей фразы растеклось по его лицу.

– Дети – это слишком легко, самый лёгкий способ чего-то достичь, но тогда мы никуда не сдвинемся и умрём от голода на этом острове – рано или поздно так оно и будет, как в своих лекциях говорит… – здесь Алан упомянул имя, которое я забыл напрочь, но лекции которого он очень любил, – я искал эти лекции впоследствии, но так и не нашёл, а может быть, и не хотел найти, – обязательно послушай их. Он как раз говорит про видимости, которые нас окружают.

– Да, но я имел в виду те видимости, которые есть только в нас, и сама проблема не выходит дальше нашего мышления. Она как бы и не существует, кроме как в нас. С чего ты взял, что нас окружают какие-то миры? – у меня возникало ощущение, что я общался с Аланом впервые, хотя, если честно, такое ощущение бывало у меня и раньше.

Постепенно я начал терять нить нашего разговора и стал концентрироваться на собственной душе. В моей памяти после того разговора остались лишь некоторые слова и ощущения. «Может, ты сам не хочешь развить свою мысль?» «Нет, я просто имел в виду совершенно другое». «Мне кажется, ты уходишь в сторону от реального пути». «И каков критерий такого пути?» «Мы можем это проверить. Философию проверить невозможно – это только выдумка и ещё одна видимость». «Я так не считаю, ты хочешь выйти за границу?» «Да, этот выход является самым важным для нашего острова, хоть и опасным предприятием». «С чего вообще появились такие мысли?» «Я наблюдал за полётом пчелы в нашей квартире, которая билась о стекло, чтобы вылететь, но не могла увидеть в двух метрах от себя открытое окно. Она была такая глупая и ограниченная. Я не стал ей помогать, потому что моя помощь убила бы её волю. Я просто смотрел, как она бьётся, и думал, что мы бьёмся точно так же. Мы не менее несчастны, чем эта пчела. И вдруг меня так взбесили эти сопливые мысли – я захотел сам выпрыгнуть в окно, а потом вернулся в своё человеческое сознание и понял, что окном является наша граница».