Всё в мире оставляет след, имеет последствия, как говорила мама.
В академии у меня не обнаружили магический потенциал, но иногда мне казалось, что я кожей чувствую эти «следы» —темные или светлые. Вот, когда я занимаюсь с цветами, четко ощущаю их жизненный потенциал –он как будто искрится, переливается, такой легкий, воздушный мерцающий эфир, дарящий тепло и радость. А когда цветы сорваны —я чувствую, иногда, кажется вижу глазами, как этот эфир истончается, перестает искрить, и, наоборот, наливается темнотой. Жизнь угасает.
Беррингтон откинулся на спинку стула. Рассмеялся.
— Может, когда-то магия и была частью нашего мира, но сейчас ее почти не осталось. Впереди нас ждет научный прогресс. Отец пророчит технический переворот. Вы же знаете о всех тех новинках по работе с двигателями на пару? — молодой герцог блистал эрудицией. — Вот, это не сказки –это наша реальность. А магия –пережитки прошлого.
Мира принялась поддакивать:
— Про капище –это просто слухи и старые легенды. Чушь, короче.
Она вообще весь вечер заглядывала Беррингтону в рот и пыталась привлечь его внимание. Особенно, когда поняла, что с друзьями герцога ей ловить нечего. Они увлеклись магичками.
Украдкой я замечала странные взгляды, которыми они одаривали Миру. Мне чудился оттенок легкого презрения. Неужели магички вызывают больше уважения просто потому, что им удалось поступить в академию? Или потому что у них есть небольшой потенциал?
А Беррингтон возразил:
— Я бы не сказал, что про капище –это слухи. В особняке сохранились подвальные катакомбы. Отец полагает, что это – как раз фундамент того древнего места.
Грегор усмехнулся:
— Берри, ты нам давно задолжал экскурсию по твоим катакомбам. Уверен, девушкам тоже понравится, — он подмигнул Ивонне, протянул провоцируя: — Или вы испугаетесь, милые магини? Что скажете?
Грегор явно положил на магичку глаз. Ивонна повелась на провокацию и принялась храбриться:
— Мы? Нет, конечно. Тем более в компании таких отважных защитников.
Что она творит? Так неприкрыто заигрывает. Лина не отставала. Она весь вечер строила глазки Дилану.
— Какое интересное приключение затевается!
Мира поддержала затею, и мне ничего не оставалось делать, как согласиться. Нехорошее предчувствие не давало покоя.
Молодые мужчины вооружились целым арсеналом свечей – в подвалах не было встроенного магического освещения. Досталось и нам по большой свече в изящных подсвечниках.
Поместье оказалось просто огромным. Беррингтон вел длинными коридорами, и я пыталась запомнить дорогу на всякий случай. Мы спустились на цокольный этаж. Потом еще ниже, на подземный уровень. Чем ниже спускались, тем неспокойнее становилось на душе.
Наконец, герцог подвел к небольшой дверце, распахнул ее с противным скрипом. Пахнуло стылой темнотой и затхлостью. А еще мурашки пробежались по спине. Я кожей чувствовала «тёмный» след, которым веяло из прохода, как от могильных плит на кладбище.
Впереди открылся узкий проход, уходящий каменными ступенями вниз, больше похожий на потайной лаз. Им давно не пользовались – грубая старинная кладка стен была покрыта пыльным налетом, с потолка свисали клоки паутины.
Герцог пропустил друзей вперед, а меня придержал, встал сзади и ухватился одной рукой за талию, прижался слишком близко. В другой руке свеча подсвечивала наш путь.
Я вцепилась в свою свечу обеими руками, как будто она могла защитить и попыталась аккуратно отстраниться, но он лишь прижал сильнее:
