Источник и время - страница 3

Костя уже успел переодеться, когда раздался звонок в дверь.

На площадке он увидел Бурова, улыбающегося и беспечного, с каким-то кульком в руке.

– Ты извини. Мне нужно жену встретить. Мы, наверное, скоро приедем. Захочешь выйти – ключ на столе.

Костя ушёл.

Постепенно Всеволод Сергеевич перестал понимать своё присутствие. Посидев немного, он направился к выходу, попросив соседку закрыть за ним дверь.

Странные свойства памяти, да и вообще сознания, наложили свой отпечаток на все текущие дела.

Как и следовало ожидать, доступ вновь был закрыт, и Всеволод Сергеевич вновь ввязался в нудную техническую тяжбу.

От времени, от всего случившегося, у него остался странный след. Не трансформировавший его мировосприятие, нет… Не изменивший общей, казалось бы, картины жизни.

Семья его опять осталась внакладе, но жена, спасибо ей, и не претендовала на него. Она уже привыкла. Дочери объяснить было труднее, но, казалось, и она, следуя материнскому чувству, что-то понимала.

Странные свойства памяти, сознания, сокрушавшие линейную и, возможно, логическую последовательность, выходили наружу. Частное сознание несвободы обращалось в характеристику общей несвободы. Казалось, что Буров иначе уже жить не мог. Его ум и хватка в этой ситуации обострились до предела, превращая рутину во вдохновенный труд.

К концу третьего месяца всё было готово, и опять оставалось только выбрать день.

Мартовский утренник засеребрил землю, приведя к чистоте небольшое земное пространство. К поверхности примкнула свежая морозная дымка, и солнечный свет присутствовал в несколько аморфном состоянии, светясь в лёгкой взвеси охваченных морозом частиц.

Буров поднялся рано – в настроении хоть и приподнятом, но не спокойном. Что-то переменилось, перешло из разряда оригинальных фактов в последовательную часть жизни с её нарастающей ответственностью и постепенно преобразующейся средой.

Уже на месте Всеволод Сергеевич ощутил силу, которая с какого-то боку подпирала его, давя неизвестным своим разрешением и претендуя вроде бы на нечто большее.

Он вышел на Камскую и, преодолев её, свернул по Линии.

Ему открыла Наташа. Он не был с ней знаком, но всё же заметил, как она устала. Из ближней комнаты выглянула соседка и, видимо, узнав его, кивнула.

Всеволод Сергеевич назвал себя, и Наташа его вспомнила, – заочно, конечно, но твёрдо.

Часа три они просидели в тусклом свете, говоря о разном. Кругом была война и определённые ей годы. Время уносило самых близких, заставляя живущих идти вслед за ними. Время говорило по существу. По существу приходилось говорить и людям. Время отвечало за свои действия. Людям приходилось делать то же самое. Наташа потеряла две жизни: своей матери и своего маленького сына. Тысяч жизней лишилось время. У неё оставалось две. У него – миллионы. – Время играло не по правилам?

Всеволод Сергеевич выяснил кое-какие подробности относительно Кости и предложил жене написать ему письмо.

– Дай Бог, скоро свидимся! – Костя был под Ленинградом.

Подступала ночь. Наташа постелила ему на диване, – он лёг и долго не мог уснуть, ожидая чего-то нового, не знаемого никогда и, возможно, не поддающегося знанию.

Уснуть удалось только под утро; да и то, скорее, не уснуть, а задремать, зыбко и осторожно, будто остерегаясь какого-то стороннего влияния. Но и в таком состоянии ему пришлось жить не долго. – Утро разбудило его подступившей заботой. Наташа тоже стала собираться. Он выложил принесённое с собой, оставив малую часть, и, попрощавшись, вышел, несколько волнуясь от ощущения предстоящей дороги.