Источник и время - страница 5

Первые четыре года жизни Мария провела в семье бабушки, будучи в семье вторым ребёнком после своего малолетнего дяди, коему от роду было на семь лет более. Отец бывал часто, оставаясь ночевать или же уезжая затемно, когда Мария засыпала и не могла слышать его ухода, а на выходные забирал её с собой. Чувствуя некую двусмысленность положения, он отдавал себе отчёт в закономерности такого хода вещей, убеждаясь, что так будет лучше. Тёща, с которой они были чуть ли не ровесники, всё понимала и была на его стороне даже, может быть, больше, чем на своей, отдавая справедливость порядку и мудрости жизни.

В четыре года Маша осознала, что она «должна быть с папой», что это «хорошо и правильно». Света, Светлана Владимировна, тёща, препятствовать не стала; лишь беспокойство тронуло её сердце, но она смерилась, решив, что, в общем-то, ничего особенно не меняется и ничто не мешает ей «присутствовать и быть». Она наказала Сергею звонить по всем вопросам и «отпустила с миром».

Судьба её осталась в прошлом.

С предполагаемой датой её рождения был осуществлён и этот импульс, но в результате смещения явился в свободном, несвязанном состоянии, так и оставшись неясным энергетическим потоком, как-то реализующим себя, но не могущим этого сделать в полной мере. Он пронизывал жизнь, вторгаясь и перекрещиваясь с другими потоками, всё же неся своё существо на потребу мира. Но ведь никому от этого не легче, ибо расширение представлений стало обратно осуществлению возможностей; и земной материал рвался от существующих нагрузок невозможного, разрушающих последовательность и отвергая присутствие существующих, по крайней мере, в этом измерении, реалий.

Как знать, сколько и чего надо? Кто может похвалиться этим знанием, да ещё при том быть понятым остальными и не отторгнутым живым организмом природы? Но даже если и так – как и на каких весах взвесить всё это? Через откровение? Но откровение в нашу эпоху не модно и теряет свои позиции всё более и более. Даже если и придёт его час – что же делать со всем остальным, на чём завязано множество судеб и ходов? Снова отделять тьму от света, верша всё простым жёстким решением? Пытаясь сформировать и обратить всё в то, что, судя по всему, вряд ли поддаётся определению? – И тогда всё равно придётся думать о конце мира.

Судьбы нерождённых людей, как и тени забытых предков, присутствуют и влияют на ход нашей жизни – через невозможное, частичное его осознание и, может быть, представляют шанс на зачем-то обозначенное единство.

Годы её детства напоминали приближения, как, наверное, в той или иной степени у всех её сверстников. Характером она была чем-то сродни отцу и, казалось, знала какие-то вещи наверняка. И хоть детство – это не возраст, а другая жизнь, но всё же жизнь в начале жизни, – и представления хоть и изменчивы, но непреходящи.

Знания вещей ещё не были знаниями. Они и были этими представлениями – сознательное начало не было в них оформлено основательно, но, тем не менее, она знала, что жизнь протекает вокруг без её участия и дополнения. Жизнь проходит мимо, намечая причинные связи или обходясь их легковесной формой. Этот формальный характер не мог способствовать образованию чего-то крепкого и сколь-нибудь основательного вокруг неё. У растения её жизни, казалось, не было корней, что, прорастая в окружение, цепляются за различные предметы, развиваясь вглубь и вширь, становясь всё более прочными для того, что называется человеком. У неё не было верных, настоящих друзей и подруг. Её можно было любить за что-то, но сделать этого почему-то было нельзя. Ни она не прорастала в окружение, ни окружение в неё. Её опыт был опытом формальным, недейственным и, наверное, недееспособным. Человек, идущий ей навстречу, склонен был, скорее, обойти её, чем что-то сделать – плохое или хорошее.