История и фэнтези. По следам героев «Игры Престолов» - страница 49

Ещё одним примером такой пытки можно назвать постоянное употребление Мартином слова «trencher». На русский язык его одним словом и не переведёшь – это целый образ: толстый кусок подсохшего хлеба, использовавшийся в качестве тарелки. В «Песне…» мы сталкиваемся с ними как в замке Эддарда Старка, так и при дворе короля. Что уж тут говорить о придорожных харчевнях. Российские переводчики в половине случаев элегантно игнорируют слово и просто переводят его, как блюдо или тарелка. Проблема в том, что такой тип хлебной тарелки мог использоваться в средние века только в среде очень небогатых дворян и то не на главном столе (над солью), а на столе для прислуги (под солью). В богатых и знатных домах средневековья имелось предостаточно посуды из разных материалов: от глиняной до оловянной, от медной до деревянной, от серебряной до золотой. В период позднего средневековья стала появляться фаянсовая посуда из Европы. Серебряную и золотую посуду подавали на стол по случаю больших приёмов и пиров, но оловянной и деревянной вполне хватало на нужды повседневной жизни. Невозможно представить себе двор средневекового короля (или вельможи уровня Эддарда Старка), где по случаю большого пира гостям подали бы тарелки из чёрствого хлеба – хозяину дома осталось бы разве что покончить с собой от стыда и позора! А у Мартина рука не дрогнула всех заставить есть с таких тарелок! Интересно, что у Лэки на 46 книг о Вальдемаре приходится одно прямое упоминание тарелки из чёрствого хлеба, и сталкивается с ней герой в трактире на большой дороге, где такая тарелка вполне уместна и не нарушает канвы повествования.

Если уж говорить о хлебе, то несмотря на десятки псевдосред невековых блюд, придуманных Мартином для своих книг, он забыл о самом типичном и наиболее статусном для знати средневековом кушанье – очень дорогом крупитчатом пшеничном белом хлебе. У этого хлеба было особое название «manchette», его даже при королевском дворе подавали не каждый день; в поместье Генри Перси, 9-го графа Нортумберландского его ели граф, его жена и дети по скоромным дням. Этот хлеб пекли из дважды просеянной муки, доставляемой из определённых районов страны, туда могли добавлять розовую воду или корицу, этот хлеб считался верхом роскоши. Писатель при всё своём стремлении к аутентичности, похоже не знаком с таким типично средневековым блюдом.

У Мартина также весьма оригинальный взгляд на рыцарские турниры. Повторим слова писателя: «идеалы рыцарства воплощают одни из самых лучших идеалов, которые когда-либо придумало человечество».[134] Пожалуй, здесь необходимо сделать откровенное признание: будучи специалистом по истории средних веков, мне ни в одной книге профессионального историка не встречалась ситуация, где после проигранного турнира рыцарь должен был бы отдать свою боевую лошадь и доспехи победителю или выкупить их за полную стоимость. Такие условия турнира гарантировали бы быстрое уничтожение рыцарства как военного сословия: боевые кони были необычайно дороги, также как и доспехи профессионального рыцаря и боевого коня (у коня тоже были доспехи, иногда не менее дорогие, чем у рыцаря). Рыцарям было просто не по карману выложить такую сумму, не сходя с места. А если бы им это удалось сделать один раз, то их поместье было бы, наверняка, разорено, случись, повторить такой выкуп. Единственное место, где встречается такая ситуация, это роман Вальтера Скотта «Айвенго». Вот в этом литературном произведении оруженосцы проигравших рыцарей приводят Айвенго коней, навьюченных доспехами своих господ. И Айвенго отказался принимать снаряжение Бриана де Буагильбера, у остальных же взял только половину суммы за доспехи и лошадей. До появления книг Мартина, особенно сборника повестей о Дункане и Эгге «Рыцарь Семи королевств», такая практика была, почти неизвестна широкому читателю, кроме почитателей Вальтера Скотта. Еще один источник, где удалось обнаружить упоминание о подобной практике, это интернет-книга «Сражения и средневековые турниры».