- Ну, раз так, ты совсем здорова. Поднимайся с пола и одевайся, а то провалялась без сознания, как бесполезное бревно, почти десять дней. Еще немного, и пришлось бы вызывать доктора, упаси Господи от таких трат... - тётя набожно перекрестилась, за ней благочестиво повторила крестное знамение сестра.
- Думаю, тетя, она просто дрыхла все это время!
- Пойдём, Бернардет, детка, - и обе царственно выплыли, больше не взглянув на меня.
- Ага, сестра, значит, Бернардет. Что за имя - как лязг алюминиевого листа? Интересно, что оно означает... Что-то к “детке” отношение совсем иное.
Я присела на кровать и огляделась: обветшалая комната - обоям и драпировке лет двадцать, не меньше. В платяном шкафу обнаружилось несколько нарядов. Хотя “нарядами” их можно было назвать с большой натяжкой - они скорее напоминали униформу.
Абсурдность ситуации и общая слабость вызывали слезы на глазах.
Пожалуй, мое состояние было близко к истерике... Только вот я совершенно отчетливо понимала, что позволить себе сорваться не могу ни при каких обстоятельствах! Если вообще хочу выжить в этом безумии, должна стать Мадлен! Хотя бы на первое время. Делать, что велят, не вызывать подозрений и не отсвечивать...
Я примерно представляла себе, что творится в монастырях этого времени! Заподозрят, что я не Мадлен, сошлют в самый нищий! И не факт, что смогу сбежать оттуда. Значит — молчание и терпение.
Натянув сиротское платьице серого цвета, оглядела себя со всех сторон. Впрочем, на самом деле оно было милое, в отличие от яркого кричащего платья так называемой сестры.
В дверь просунулась голова Бернардет на длинной шее. Голова зашипела совсем по-тёткиному:
- Ну скоро ты там? Сегодня у нас гости, ты должна помочь всё организовать, - и распахнув дверь, поторопила меня.
Я вздохнула и вышла из комнаты под требовательным взглядом сестры. Жалость к себе упорно пыталась прорваться наружу: мало было в той жизни бед - и здесь тоже “повезло”.
К вечеру съехались гости. Подруги тётушки Марион - мадам Кларисса и мадам Барбара.
Мадам Барбара была с дочерью, мадемуазель Валери, которая сразу уединилась с Бернардет в дальнем углу гостиной, и оттуда целый вечер доносились хихиканье и аханье-оханье, судя по звучавшим фамилиям, обсуждали женихов.
Я, еле живая от усталости, присела на кончик стула в дальнем углу. Руки и ноги дрожали от слабости. Весь день работала, понукаемая тёткой, почти наравне с прислугой, которая тоже пыталась давать указания с молчаливого одобрения родни. Закусив губу, делала, что велели, не смея перечить. Хотелось есть и пить, но никто не предлагал.
Наконец, осмелилась подойти к Бернардет, которая подняла на меня недоуменный взгляд. Честное слово, она смотрела на меня, как на жабу.
- Я могу пойти поесть?.. - появилась мысль пройти на кухню и перехватить чего-нибудь там.
- А кто за столом будет ухаживать за гостями? - ответила она, еще больше кривляясь перед подругой. Не было сил ни дерзить, ни спорить:
- Я вернусь очень быстро.
- Ну ла-а-дно... - протянула "сестра" и отвернулась.
А я поймала на себе немного сочувственный взгляд госпожи Валери.
На кухне, разыскав девочку-поваренка, попросила какой-нибудь еды. Та не удивилась, похоже, это было нормой. Молча принесла мне кусок лепешки с сыром и стакан молока. Я старалась съесть этот скудный ужин побыстрее, пока меня не хватились, потому что была уже не уверена, какие тут относительно меня существуют порядки.
