Вернулась в гостиную вовремя - как раз послышался голос тётки, призывающей меня:
- Мадлен! Мадле-е-ен!
Подошла ближе, чтобы она меня заметила:
- Да, тётя Марион.
Она смерила меня раздражённым взглядом:
- Подай со столика нюхательный табак, сколько тебя звать можно...
Огляделась в поисках столика... А, вон он. И взяв с него шкатулку, тут же её выронила - она оказалась неожиданно тяжелой, а руки после болезни и трудного дня подрагивали от напряжения и усталости.
- Вот мерзавка! - тётка взвилась удивительно резво для своей комплекции.
Я стояла, молча ожидая своей участи. Тем временем подруги успокаивали тётушку, чтобы та не переживала из-за какой-то растяпы.
- Марион, дорогуша! Не волнуйтесь так, но сколько же можно терпеть эту пигалицу?! - это высказалась мадам Кларисса. Мадам Барбара тоже смотрела на меня осуждающе.
Тётя Марион обреченно взмахнула рукой и прижала платочек к глазам:
- Ах, дорогие мои - это, наверное, мой крест навсегда! Как же от нее избавишься? Всё-таки родня... Да и Бернардет очень расстроится - никто, как Мадлен, не умеет столь искусно обращаться с утюгом и кружевом, - заметив, что я всё еще стою рядом со столиком, она побагровела:
- Убери там всё за собой и ступай к себе... Никакого от тебя толку.
Выходя из гостиной, я снова услышала, как бедную тётушку жалели уже все четверо. Вернулась к себе в спальню, но прилечь решилась только после того, как на пороге дома прозвучали прощания и уговоры поехать завтра утром на променад. Нырнув в постель, взмолилась, чтобы обо мне забыли хотя бы на сегодня, и провалилась в сон.
Наутро дверь распахнулась без стука и ворвалась тётка с криком, почему я еще не одета. Оказалось, что мы все вместе, должны были поехать на прогулку по Елисейским полям.
Тётушка таким образом, наверное, решила убить двух зайцев сразу - проявить ко мне милость перед своими ледями, ну и заодно было бы кому таскать шали, накидки, шарфы и нюхательные соли. Так я думала, одеваясь и не зная, что жизнь преподнесет мне сегодня.
Прогулка проходила мирно, прицепиться было особо не к чему. Звучали иногда колкости в мою сторону, но это были мелочи. Я старалась не слушать, смотрела через высокие бортики открытой коляски на проплывавшие мимо симпатичные пейзажи, на прекрасную аллею старых кленов, на едущие стройными рядами легкие экипажи и кареты, и отдельных гарцующих всадников.
Некоторые из мужчин поднимали шляпу, приветствуя тетушку и Бернардет. Они в ответ вежливо кивали, а потом обсуждали достоинства и недостатки знакомых. Довольно зло обсуждали. Я старалась не слушать, тем более, что моим мнением никто и не интересовался.
Вдруг послышался неистовый собачий лай, которой вывел меня из оцепенения. Раздалось дикое ржание коней, крики, ругань кучера, сильный рывок коляски, толчок, я схватилась за кожаную петлю, но удержаться мешали теплая шаль тетушки и сумочка с нюхательными солями, затем удар в висок и наступила темнота…
Очнулась я на той же самой кровати…
Болела голова, руки, левая нога, дышать было тяжело от рези в груди. А в глазах всё слегка плыло и двоилось. Похоже, у меня сотрясение мозга. И, наверное, сломаны ребра? И дикая сухость во рту…
Общая атмосфера дома тоже странная. Нет той тишины, которую нарушали только тихие шаги прислуги. Напротив, слышатся голоса, какие-то невнятные разговоры, сквозняки и кажется, что где-то тихо всхлипывают женщины.
