Старое ветхое кресло у окна показалось мне довольно удобным. Найдя в шкафу еще и шаль, когда-то яркую, а сейчас просто вылинявшую, зато очень теплую, я уселась в кресло и вздохнула. Здесь я смогу разговаривать с сестрой или кузиной, будучи не так беспомощна, как в кровати. Надо бы заодно выяснить степень нашего родства.
Бодро простучали каблучки Бернардеты и она впорхнула в комнату, не особо скрывая счастливую улыбку на лице. Роскошное траурное платье невозможно сшить за два дня, но девица была одета с иголочки!
Натуральный черный шелк, отделанный тончайшими лиловыми кружевами, черные митенки и черные агатовые украшения — этакий полу-траур. Настоящий траур этого времени – черная креповая ткань, никаких украшений и кружев. Это я точно помню.
Вообще, стоит, конечно, уточнить, в каком я веке. Но во времена моей театральной работы мы ставили пьесу о годах, предшествующих Великой Французской революции. И костюмы того времени я изучала долго и тщательно.
Лучше, пожалуй, я знаю только историю Викторианской моды. То, что я видела из одежды на Елисейских полях, однозначно период Марии Антуанетты. А это значит, что девица нарушает правила приличия. Но, тут уж -- сама дура виновата.
Франция, конечно, не столь консервативна, как Англия, но и такой туалет может вызвать море сплетен и проблем. Первый траур – только черное! И это – незыблемое правило. Потом, через полгода-год можно допустить кружева и лиловый цвет, не раньше.
— Встала?! Отлично! Тетушка померла, слышала? Так вот, через два дня придет нотариус. Ты тоже должна присутствовать при чтении завещания. Мне бы не хотелось переносить это из-за тебя!
— Не хочешь переносить, прикажи слугам нормально кормить меня и сменить бельё. И прикажи нагреть воды – на мне полно засохшей крови. В таком виде показываться на люди стыдно, —договорила и задохнулась от собственной смелости.
Сама не ожидала от себя, что смогу чего-то потребовать! Возможно, во мне просто накопилась критическая масса раздражения на жизнь и на себя! Почему, ну почему я всегда уступаю наглости, злости, моральному уродству?! Неужели я такая размазня, что и в этой второй жизни мной будут помыкать и пользоваться все, кто только захочет?!
Бернардет задохнулась от возмущения:
— А ты сама?! Ты что, не можешь спуститься на кухню и поесть?!
— Я не поняла, это тебе ведь нужно, чтобы я присутствовала? Значит, ты и подсуетись! А мне, дорогуша, и так все нормально. Только лечить свои синяки я собираюсь долго и надежно. Недельки так две-три… А потом, безусловно, можно будет и завещание вскрыть.
В раздражении, топнув каблучком о пол, кузина вылетела из моей спальни и на весь дом завопила:
— Абель! Абе-ель!
Потом раздраженный стук каблучков и высокий голос, выговаривающий что-то невидимой мне Абель.
Не знаю, что уж там мне достанется по этому самому завещанию, вряд ли много. Вспоминая те пару дней, что я провела в обществе тети, мне вполне может достаться на память кольцо из её волос.
Хотя нет, кольца из волос – это Ирландия и Англия, да и то более поздняя Викторианская. Так что я вполне могу получить большое и красивое ни-че-го! И стоит ли из-за этого суетится?
Судя по всему, я – дворянка. Значит, просто на улицу вряд ли выкинут. Скорее уж, найдут место компаньонки у еще одной престарелой тетушки. И вряд ли там будет сильно лучше. Так что вполне имеет смысл полежать в этом доме подольше. Хоть сил наберусь.
