История моей жизни, или Полено для преисподней - страница 33
Из прежних, похоже, только мы с Борисом и остались.
На письменную по физике у меня ушёл почти что час. Впрочем, и это было немного. Однако мой ранний выход маму уже не испугал. Она начинала верить, что, может быть, я и в самом деле смогу поступить в этот чуть ли не самый престижный вуз страны. До этого, кроме меня, к этой затее никто всерьёз не относился. Ученик, которого и в школе-то терпели с грехом пополам, и вдруг – в Москву, и вдруг – в МФТИ? Бред какой-то…
А вот устный по физике оказался куда как труден. Увы, и пятёрка, полученная за письменную работу, могла оказаться пустым номером, ибо в нашу аудиторию, прихрамывая, вошёл сам Ильин. Из абитуриентских разговоров и баек, в которых участвовали уже бывалые ребята, не первый год поступающие сюда, было известно, что свирепее этого экзаменатора на Физтехе не было и не будет.
И надо же, чтобы именно меня этот самый Ильин пригласил к ответу. И в билете моём имелся вопрос – что такое вес? И дальше этого вопроса мы не продвинулись ни на миллиметр. Я напрягал все свои мозговые извилины, но на всякий предлагаемый мной вариант определения следовала короткая реплика – неправильно!
Уже и атмосферные явления, и вращение Земли предлагал я учитывать при столь простейшем действии, которое знакомо каждому продавцу продуктового магазина. И опять – неправильно! Теперь-то я понимаю, что для «свирепых» экзаменаторов особый шик завалить несчастного испытуемого на самом тривиальном. Но тогда я ещё долго трепыхался, начиная и вправду верить, что ровным счётом ничего не знаю.
Не уверен, что Ильин не хромал ещё и на ухо, которым был повёрнут ко мне. И на другое, повёрнутое к ещё двум моим товарищам по несчастью, которые уже успели получить свои законные двойки, покуда я предпринимал отчаянные попытки определить очевидное и всем известное.
Уверен, что и академика любого Ильин смог бы завалить этим своим афоризмом – неправильно! Наконец, ему надоело моё упорство. Он молча взял экзаменационный лист, где красовались набранные мной 14 баллов, и без видимого удовольствия вывел неуд.
Оглушённый я вышел на улицу, подошёл к маме. На этот раз порадовать её было нечем. Она всё поняла и без слов – по моему виду. Но, странное дело, едва я вышел от Ильина, как голова моя снова заработала. Мне припомнилось вдруг, что я болен. Ведь я и точно был нездоров. Расхаживая по редкостно прохладному июлю в одной тенниске и проживая в спортивном зале с окнами нараспашку, я действительно простудился.
И возникла мысль – мою экзаменационную неудачу списать на болезнь! Высказав эту идею маме, я устремился в институтский медицинский кабинет. Объяснил врачу, в чём дело. Врач смерила мне температуру, которая по счастью оказалась высокой. И я, получив законную справку, побежал в приёмную комиссию.
Там посмотрели на справку, на меня и на мой экзаменационный лист с 14 баллами и неудом. Обратили внимание и на то, что моим экзаменатором был никто иной, как Ильин, и разрешили пересдачу устной физики со вторым потоком.
Письменный по русскому состоял из сочинения на тему крылатой фразы, принадлежащей Гёте: «В жизни всегда есть место подвигу». Нам выдали по двойному тетрадному листку, как всегда проштемпелёванному, но галантно предупредили, что совсем необязательно исписывать его целиком. Ну, а для изложения моих мыслей на счёт вездесущего и непременного подвига хватило и двух страничек. И четвёрка, вскоре полученная, меня вполне устроила.