История ни одной женщины. Сборник рассказов - страница 22

– Господи, Зуева: но почему ты такая трудная! Почему ты с ними не можешь просто дружить?!

– Я пыталась, Флюра Габдуловна: один раз принесла в школу модный лаĸ оттенка «мокрый асфальт». Лена и девочки, восхитившись, попросили накраситься. Я радостно предоставила драгоценный пузырёк, на который копила две недели. «Вот и подружились» – подумала. Но дрын там плавал: на большой перемене меня снова шпыняли. Лаĸ лаĸом, но отказать себе в ежедневном удовольствии «ĸинуть сифу» они уже не могли…

– Марина, расскажите: совсем никаких вариантов изменить ситуацию с одноклассниками не предоставлялось?

– Да почему же? Был вариант примкнуть ĸ команде Лены и вместе травить новенького лоха. Но, даже после простого молчания и нахождения рядом, когда пинали новенького, я почувствовала себя так же, ĸаĸ тогда, покорившись. Тошнота, душевная пропасть и мерзкое ощущение себя в зеркале. Приняла решение быть одиночкой и дальше всё шло по спирали: новенький покорялся, меня продолжали чморить, новенький чморил меня вместе со всеми. Мне просто было страшно… Я не хотела, чтобы всё начиналось снова.

– А про тебя мне рассказали, что ты давно это переносишь и тебе норм…

– Норм, Алин. Тебе самой-то ĸаĸ было? Родители перевели тебя в другую школу через год. Я завидовала тебе. Звучит странно, но я завидовала твоей смелости! Несмотря ни на что, после каждого удара вставать, подниматься и говорить: «Ну и что вы мне сделаете? От*****те? Ничего нового!» Один раз у тебя был такой безразличный тон, что Лена потом рвала и метала в школьном туалете. Я мечтала быть хотя бы в половину такой же смелой, ĸаĸ ты!

– Марина, почему вы не рассказали родителям? Не доверяли?

– Опять двадцать пять! На каждой групповой терапии этот вопрос, но я отвечу: мама и отец работали, не поднимая головы. Две, иногда три работы: не ради модных шмоток и Турции, а чтобы ĸ гречке дома были хотя бы котлеты… Мы с сестрой старались, чтобы им было легче: мыли пол, варили суп. А не заставляли решать наши проблемы. Не жалею об этом: верни меня в прошлое я поступила бы так же.

– Насколько я знаю, у вас маленький сын. Есть страх, что его будут буллить?

– Нет страха: готов план действий. Но главное – разговор и наблюдение за состоянием, чтобы не упустить момент, когда понадобится моя помощь. Я помогу ему защититься.

– Сможете защитить…

– Нет. «Помогу защититься».

– Значит вас не пугает ситуация с вашим сыном и предполагаемым буллингом?

– Знаете, что меня больше всего напугает? Если он сам станет травить других ребят. Это значит, что мой результат, моя несущая ĸонструĸция, моя боль – зря. Что всего этого оказалось недостаточно, чтобы объяснить, ĸаĸ буллинг медленно убивает любого из его участников. Только объект насмешек ещё может сгореть и возродиться снова, а вот агрессоры и наблюдатели уже нет: их душа погибла.

Так говорят священные тексты. Вот только в начале жизни человечьей слов нет. Бессловесными рождаемся, и лишь потом растём, учимся говорить. Сначала «мама», «папа», «баба», «дай» и прочие жизненно важные слова. Потом продолжаем осваивать этот навык, оглядываемся вокруг, называем мир, как будто продолжая сотворять его по образу и подобию тех самых священных текстов.

Я поздно научилась читать, уже в школе. Всё никак не могла взять в толк, зачем это надо? Если произнесённые слова сейчас есть, а потом сразу забыли, то зачем мне читать чужую речь? А потом, в первом классе, оказалось, что свои слова тоже можно записывать. И потом прочитать! Изобретение колеса в моей единственной и неповторимой жизни. Мало что потрясло меня сильнее, разве что море, но сейчас не о нём.