Анька заметила, как он отскочил от «Урала». Хлопнула дверца, но Антон поднял вверх руку, давая понять, чтобы девушка оставалась на месте и желательно не шумела. Последовавшая тишина означала, что она всё прекрасно поняла.
Стрельцов наконец-то перехватил дробовик и, щёлкнув флажком предохранителя, дослал патрон, а затем медленно обогнул зад грузовика.
Взгляду предстала бесформенная коричневато-зелёная субстанция, словно стекающая с задних колёс «Урала» и занимающая квадратный метр перед ними. Колышущиеся складки поблёскивали в рассеянных отблесках вечернего солнца. Хлюпик. Антон нервно выдохнул.
Скорее всего, до раскрытия саранчой это был полностью затравленный и забитый жизнью и социумом индивид, не имеющий собственного мнения. Человек, в котором не осталось сил хоть что-то отстаивать или открыто заявлять о том, что именно его не устраивает. Самое грустное, что в момент прихода саранчи несчастный оказался настолько сломлен, что полностью принял свою судьбу бесполезного существа без права голоса.
Хлюпики не были опасны. Они просто были. Амёбные существа, беззвучно переползающие с места на место и питающиеся всем, что попадётся на пути. Вот и сейчас из нескольких складок, отдалённо напоминающих жирные растрескавшиеся губы, торчала белёсая берцовая кость с грязным солдатским ботинком на конце. Хлюпик неторопливо обсасывал остатки прилипшей органики. Два белёсых волдыря, напоминающих вздувшиеся прыщи, только размером с теннисный мяч, служили существу глазами и, наверное, следили за мужчиной.
Антон чувствовал мелкую дрожь, пробирающую тело после испуга. Ствол дробовика смотрел на медленно раскачивавшуюся подошву ботинка. В голову тут же ворвались воспоминания утреннего кошмара, и он невольно подумал о том, осталось ли хоть что-то человеческое в этой амёбе? Понимала ли она сейчас, что смотрит на человека? Представителя того же биологического вида, которым когда-то сама являлась? И насколько специфическое у судьбы чувство юмора. Будучи при жизни лишённым даже права высказывать своё мнение, сейчас Хлюпик покорно поедал истлевшие останки, даже не смея претендовать на что-то достойное.
– Неужели у него и при жизни всё было настолько плохо? – тихо прошептал Антон, чтобы хоть как-то нивелировать собственную лажу. – Это насколько надо было позволить себя загнобить?
Стрельцов нервно облизал губы и шумно выдохнул, почувствовав расслабление после ложной тревоги. Стоило быть внимательнее и заканчивать со столь резкими перепадами состояний – от спокойствия к режиму боевой готовности и обратно. Он опустил руки и собрался уже сделать шаг в сторону Гелика, оставив Хлюпика обсасывать останки военного, когда по улице разнёсся глухой, будто подхихикивающий звук.
Адреналин шарахнул по телу с новой силой, да так, что перед глазами словно затряслась мутная полиэтиленовая плёнка. Низковатый, будто подлаивающий «хохот» повторился, но уже с другой стороны улицы, отразившись от стен. Хлюпик перестал обсасывать кость и втянул глаза внутрь грязной массы, застыв бесформенным наростом на колёсах грузовика. Липкий, холодный страх охватил Антона. Он резко развернулся, поскользнувшись на перегнившей листве, и устремил взгляд на Гелендваген.
Погружённая в свои мысли Анна наблюдала за тем, как Антон неспешно переходит от одной кучки к другой, что-то рассматривая на земле. Скорее всего – останки людей.
