Читать онлайн Энтони Саймски - Записки караванщика. Том 1
© Энтони Саймски, 2025
ISBN 978-5-0067-4241-3 (т. 1)
ISBN 978-5-0067-4242-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Записка первая
Тихий старый дом
Глава 1
Одинокий путник
Тёплую, тягучую тишину вечернего воздуха нарушал лишь размеренный скрип стальных деталей большой телеги и усталое сопение упряжки мулов. Широкие самодельные гусеницы из плотной резины вновь и вновь пробегали по замкнутому кругу, оставляя отпечаток протектора в толстом слое горячей пыли.
Мы были в пути почти неделю, и большая часть маршрута осталась позади. Несмотря на то, что караван двигался по одному из наиболее безопасных маршрутов, наш стрелок Илья Столяров неизменно находился у старого «ДШК», затянутого брезентовым пыльником. Сейчас на его вечно суровом лице застыло выражение безмятежной отрешённости. Положив голову на могучие руки, сложенные поверх оружия, он так же наблюдал за солнечным диском, опускающимся к линии горизонта.
По обеим сторонам дороги бежали полосы выгоревшего кустарника. Видимо, ещё до Великой Катастрофы здесь проходила полноценная асфальтовая дорога, от которой сейчас не осталось и следа. А эти переродившиеся, причудливо изогнутые колючки тогда были самыми настоящими лесопосадками, которые ещё немного сохранились у нас на Урале, но здесь практически не встречались.
Я поднял голову и посмотрел на небо, которое было перечеркнуто ржавыми балками каркаса телеги. Конструкция была весьма грубой, но зато надёжной. На этом месте я провёл уже не первый день, наблюдая за бескрайним бледно-голубым небосводом. В такие минуты и часы я буквально чувствовал, как мысли замедляют свой суматошный бег, приходя в абсолютную гармонию с окружающей пустотой и тишиной вечерней степи.
Стоило подключить немного фантазии, и можно было запросто представить себя несчастной жертвой, оказавшейся в брюхе неведомого монстра с прозрачной кожей и ржавыми рёбрами, которые поблескивали металлом лишь в том месте, где об них тёрлись грубые верёвки, растягивающие тент.
Я находился в кузове головной упряжки. Косые лучи солнца пробивались сквозь щели между неотесанными досками, тут же вспыхивая жёлтыми бликами на стальных деталях старого генератора, стоящего рядом со мной. Тут же были закреплены сложенные солнечные батареи, ящики с инструментами и десяток аккумуляторов. Ближе к возвышающейся в центре турели Столярова находились большие пластиковые бутыли с питьевой водой, бережно проложенные грубым войлоком и стянутые кожаными ремнями. Прямо за моей спиной расположились тюки с разобранными юртами, посудой и полевой кухней.
Я немного приподнялся и, перегнувшись через край борта, посмотрел вниз. Последняя ступенька деревянной, криво сколоченной лестницы буквально парила над пыльной поверхностью дороги.
Просвет между верхним ярусом, на котором я сейчас находился, и нижним был затянут тентом. Впрочем, тентом это можно было назвать с трудом. Скорее большим лоскутным одеялом, сшитым из обрывков брезента.
Повсюду стоял стрёкот тысяч насекомых, прячущихся в мелкой выгоревшей траве. Вечерний воздух был настолько нагрет солнцем, что, казалось, превратился в странную невесомую жидкость. И теперь эта жидкость с каждым вдохом заполняла лёгкие, а с выдохом обжигала грудь.
Я никогда не бывал в этих краях. Обычно я ходил в караванах Виктора Москвина, замечательного купца, который превосходно сочетал в себе деловую хватку и хорошее чувство юмора. Но в этот раз случилась беда, и Виктор поймал пулю во время дерзкого нападения бандитов прямо на подъезде к Оренбургской заставе. Всё обошлось относительно благополучно, и он остался жив. Впрочем, ранение оказалось достаточно серьезным, так что ему пришлось остаться в тамошней здравнице на пару месяцев.
В силу того, что мои обязательства по договору были выполнены, я решил не терять времени и нанялся в этот караван, рассчитывая вернуться в Оренбург как раз к выздоровлению Москвина. А там уже и заключить договор на обратный путь. Несмотря на то, что через заставу проходило множество торговых путей, поселение было небольшим. Домов сто, может сто пятьдесят.
Сам же Оренбург находился в десятках километрах западнее заставы. И несколько вечеров я, поднявшись на высокую стену периметра, наблюдал за тем, как ярко-красное степное солнце медленно исчезает за очертаниями разрушенных домов. Их обугленные чёрные контуры напоминали мне уродливые зубы, торчащие челюсти какого-то неведомого существа.
Местные зазывалы несколько раз усердно пытались завлечь меня в рейдовый отряд на зачистку руин и сбора полезных материалов, но я каждый раз отказывался. В каждом деле были свои хитрости и тонкости. Для зачистки руин от возможных бандитов или стай одичавшей живности надо было обладать одними навыками, оружием и экипировкой, а для охраны караванов – совершенно другими.
Я потянулся. От этого движения рифленые подошвы армейский ботинок упёрлись в рюкзак с моими вещами. Сменная одежда, бритвенные принадлежности, несколько ремней, набор инструментов для мелкого ремонта, нож из хорошей стали, кожаные чуни, пропитанные клейковиной, чтоб не пропускали воду. Три десятка патронов для дробовика, спички и прочие мелочи были компактно уложены в эту плотную синтетическую торбу, усиленную вставками из толстой кожи.
Это было то немногое, что принадлежало лично мне, а не Анарбеку Уджаеву, купцу, ведущему этот караван. Я всегда старался выбирать нанимателя с учётом не только финансовой выгоды, но и возможности узнать что-то. Пройтись по неизведанным дорогам. Познакомиться с новыми людьми и попытаться понять, чем они живут. Что движет ими в этом странном мире, пережившим Великую Катастрофу. В конце концов, именно это загадочное желание и вынудило меня покинуть родной дом. Конечно, особой поддержки моё стремление не нашло. Разве что дед, по своему обыкновению, хитро прищурив один глаз, похлопал по плечу и пожелал удачи.
За всю неделю, что я провел на заставе, Анарбек был третьим купцом, который был вынужден искать замену для своих людей. По дороге одного из его охранников подкосило сильнейшее пищевое отравление, поэтому тот был вынужден оставить караван и отлёживаться в здравнице.
Насколько я понял, долгие переговоры Анарбеку были не свойственны. Он задал пару общих вопросов и поинтересовался, насколько хорошо я обращаюсь со своим дробовиком. Потом, сощурив и без того узкие глаза, довольно кивнул, предложив за работу трёхразовое питание и двадцать монет. Я тут же согласился. На заставе было откровенно скучно. К тому же я никогда не был в Казахстане, и какой-то неведомый голос внутри меня стал настойчиво нашёптывать, что именно там меня ждут важные жизненные свершения.
Может, когда мне стукнет пятьдесят, если я, конечно, доживу до этого момента, мне станет интересна обычная жизнь на одном месте. Мне ведь всё равно надо будет вернуться, чтобы ухаживать за своими стариками. Но сейчас такой вариант меня абсолютно не устраивал. Вокруг был огромный и удивительный мир, заполненный массой интересных мест и вещей.
Именно так я и оказался в караване, забирающимся всё дальше вглубь огромной территории, которая когда-то называлась Западным Казахстаном. Сейчас о былых границах некогда могучего человечества напоминали лишь почерневшие здания таможенных постов и ржавеющие остовы автомобилей на подъезде к ним.
Один из мулов нашей упряжки недовольно зафырчал и задрал огромную голову со спиленными рогами. Тут же последовал окрик погонщика из кабины старого грузовика, закрепленной в голове телеги.
Поговаривали, что до Великой Катастрофы эти животные были значительно меньше и вообще выглядели по-другому. Никаких рогов, не такие массивные копыта и длинные уши. Но это было тогда. Я эти времена не застал. Сейчас же мулы являлись одними из самых распространённых вьючных и тяговых животных, безропотно шагающими по множеству караванных путей.
Эта могучая, переродившаяся после Катастрофы скотина прекрасно выучила распорядок своего трудового дня. И, словно чуя скорую остановку на ночлег, всё чаще и чаще поднимала голову, издавая усталый хрип.
Меня всегда поражала выносливость мулов. Они могли тянуть нашу двадцати четырех метровую двухъярусную телегу на протяжении десятка часов, не сбавляя и не увеличивая скорости. Мощные задние копыта, толщиной с человеческий торс, размеренно шагали по пыльной дороге, оставляя отпечаток огромной подковы. Их длинные лысые хвосты с плотной лепёшкой свалявшегося меха на конце, служили отличной защитой от надоедливых насекомых. А вот передние ноги мула были почти вполовину короче, и животное опиралось на них только когда кормилось во время стоянки.
Иногда я задумывался над тем, как же сильно всё изменилось. Дед мне рассказывал, что раньше многое было не так, но я с трудом это себе представлял. Например, взять тех же мулов. Для меня они всегда выглядели именно такими, и я не видел в этом ничего удивительного. Разве что их сила и выносливость действительно была уникальной.
Родители показывали мне старые книжки с картинками, сохранившиеся ещё со времен Большого Мира, не тронутого Великой Катастрофой. Там были нарисованы коровы, африканские буйволы, бизоны. Странные животные, стоящие на четырех конечностях вместо двух. И вот это мне казалось уже более непривычным и действительно фантастическим. А вот упряжка мулов, тянущая нашу повозку через пыльную степь, вполне себе привычной.
Я и раньше видел мулов, но тут они были какими-то особенно огромными. И, как мне казалось, особо неспешными. Словно вся эта однообразная картина плоской, иссушенной солнцем степи вкупе с тягучим воздухом действительно замедляли в них все процессы, от чего они вообще никуда не спешили.
Я вновь потянулся и поправил дробовик. Отличное оружие с затёртым до блеска деревянным цевьём и старой маркировкой «ИЖ МР 133». Это ружьё было дедовым наследием, как и старый поясной патронташ оливкового цвета. Отец говорил, что пару раз дробовик спасал им жизнь, когда он был ещё совсем пацаном. Время тогда было более дурным и неспокойным.
Я всегда чувствовал себя увереннее, ощущая приятный вес оружия в своих руках. Дед научил меня, как надо ухаживать за ружьём, и тот факт, что он сам мне его вручил, многое для меня значил.
Для прицельной стрельбы на дальние дистанции он, конечно, не годился. Но для этого в караванах всегда было несколько пулеметов и нанималась пара отличных стрелков с нарезными карабинами и винтовками. Хороший автоматчик с «Калашниковым» почти любой модели тоже был весьма востребован.
Моя же работа заключалась совершенно в другом. Осмотреть тесную улочку или дом. Сопроводить кого-нибудь через заросли кустарника. Шугнуть дикого зверя, проявляющего не здоровый интерес к нашим повозкам.
Картечные патроны двенадцатого калибра были распространены почти повсеместно. В любом более-менее значимом населённом пункте их можно было найти в достаточном количестве. Как следствие, такой боеприпас был намного дешевле, чем патроны для нарезных стволов, которые сейчас практически нигде не делали.
По условиям договора я всегда должен был быть при оружии, даже если в нём нет явной необходимости. Впрочем, дробовик и так стал неотъемлемой частью меня самого. Ничего не поделаешь, таким стал мир после Великой Катастрофы. Людей осталось мало. Они вроде как стали добрее друг к другу. Учтивее, внимательнее… Только при этом всегда предпочитали держать палец поближе к спусковому крючку. Так, на всякий случай.