История Петербурга в преданиях и легендах - страница 29

Мы уже говорили о закладке в 1704 году Адмиралтейского дома со стапелями для строительства судов. Пётр никогда не упускал возможности лично присутствовать при спуске на воду очередного корабля. Он благодарил строителей, а главный мастер получал из рук государя на специальном серебряном блюде по три рубля серебром за каждую корабельную пушку. Говорят, этот обычай со смертью государя прекратился. Но тогда же родилась другая, на этот раз печальная традиция. Несколько лет после кончины императора корабельный мастер в день спуска построенного им корабля одевался в чёрную траурную одежду.

Едва ли не с первых дней создания российского флота Пётр задумывался о его символах, и в первую очередь о русском военно-морском флаге. Каким должен быть этот морской знак государства? Какого цвета? И какой формы? Известно, что с 1699 года, за четыре года до основания Петербурга, им стал Андреевский флаг – диагональный небесно-голубой крест на фоне прямоугольного ослепительно белого полотнища. Однако существует петербургская легенда о происхождении знаменитого флага. Будто бы однажды Пётр размышлял о флаге, находясь в собственном домике на Петербургском острове. Размашисто шагал по покою, от окна к двери… от двери к окну. Неожиданно остановился и выглянул в окошко. А там, на земле, распласталась тёмная тень от оконных переплётов. Пётр вздрогнул, почувствовав в этом какое-то знамение. Тень от окна напоминала Андреевский крест. Впрочем, есть и другая версия появления на Руси Андреевского флага. Как известно, флаг представляет собой точную копию государственного символа Шотландии. Если верить фольклору, его предложил использовать для России ближайший сподвижник Петра Яков Брюс, по происхождению шотландец.

Для ремонта судов по указу Петра в Галерной гавани на Васильевском острове создается так называемый Ковш. Ковш будто бы выложен морёным дубом, который со временем приобретает всё большую прочность и ценность. Говорят, уже в наше время американцы предложили купить этот, как им казалось, не нужный современным петербуржцам дуб. И только вмешательство первого мэра Петербурга Анатолия Собчака, который с возмущением отказался от такой сделки, спасло историческую реликвию.

Мы уже говорили о страсти Петра к морю, хотя ещё при жизни императора бытовали рассказы о том, что в детстве его преследовал страх перед водой. В то же время сохранилось немало легенд, опровергающих эти рассказы. Старинные лоцманские наставления содержат легенду о том, как однажды, во время исследования Петром Ладожского озера, его корабль потерпел кораблекрушение на подводных камнях вблизи Новой Ладоги. Ничуть не испугавшись, царь будто бы в гневе воскликнул: «Пусть тут будет сухо!». С тех пор каждое проходившее в этом месте военное или торговое судно должно было сбрасывать в воды Ладоги по одному гранитному камню. Их возили сюда даже зимой и сбрасывали в полыньи. Так будто бы и возник карликовый остров с названием Сухо.

Да и простой народ не хотел верить в водобоязнь царя. Рассказывали легенды о том, как однажды «Пётр укротил плетью бурное Ладожское озеро. Сама природа ему повинуется. Царь Пётр знал всё на свете». У него не сходили с рук мозоли, ибо, как говорил народ, всякую крестьянскую работу он знал и исполнял. «Вот только лаптей не умел плесть», – с сожалением констатирует фольклор. Об этом есть даже северные легенды, записанные Н.А. Криничной. Одна из них рассказывает, как Петру захотелось однажды «подешевле чтоб обувь была на армию, лаптей наплести. Ну, а нанять там некого было… А Пётр, значит: „Давай сам наплету!“. И он попробовал плести, плёл-плёл, не мог ничего сделать. Как затеял лапоть плести, так и остался недоплетён».