Иудеи Иерусалима были потрясены страданиями своих братьев в Кесарии, но всё же сдерживались в рамках долга. Однако Флор, поставивший себе целью разжечь войну, в то же время повелел изъять из храмовой казны семнадцать талантов [4] под предлогом нужд императора. Это святотатство окончательно истощило терпение народа. Со всех сторон стекались к храму, и бесчисленная толпа, испуская вопли негодования и скорби, взывала к имени Цезаря, требуя избавления от тирании Флора. Некоторые зачинщики мятежа, которые, как я уже говорил, проникли в Иерусалим, осыпали прокуратора бранью, а чтобы выставить его на посмешище, ходили по городу с чашей в руках, собирая для него милостыню, как для нищего, измученного голодом. Это публичное унижение не заставило Флора устыдиться своей алчности, но лишь добавило гнев к его корыстолюбию. Забыв о Кесарии, где начались волнения и за умиротворение которой он даже получил плату, он в ярости двинулся к Иерусалиму и, жаждая добычи даже больше, чем мести, взял с собой множество солдат – конницу и пехоту, стремясь к шуму и славе и желая превратить искру, которую легко было погасить, в пожар.
Напуганный народ попытался предотвратить бурю и вышел навстречу войску, готовый встретить Флора со всеми почестями, подобающими его положению. Но Флор отправил вперед офицера с пятьюдесятью всадниками, приказав разогнать толпу и объявить, что покорностью теперь не умилостивить того, кого они столь дерзко оскорбили, и что настало время доказать любовь к свободе делами, а не пустыми речами. Это был вызов иудеям, но он не был принят. Народ желал мира и, огорченный тем, что не может доказать римлянам свою покорность, разошелся по домам; ночь прошла в страхе и тревоге.
Флор разместился во дворце Ирода, а на следующий день, восседая на трибунале, увидел перед собой первосвященников и всех знатнейших граждан города, которым объявил, что они должны выдать ему оскорбивших его, если не хотят сами понести наказание, предназначенное виновным. Они ответили:
– Народ Иерусалима стремится к миру, и мы просим пощады для тех, кто оскорбил вас. В столь великом множестве людей неудивительно найти несколько безрассудных, которых юношеский пыл заставляет забываться. Теперь уже невозможно отличить виновных, поскольку страх и раскаяние заставили их говорить так же, как и остальных, и нет никаких признаков, по которым их можно было бы распознать. Вам, Флор, подобает поддерживать мир в народе; вам следует сохранить для римлян город, который служит украшением их империи; и справедливее простить немногих виновных ради множества невинных, чем погубить весь народ, добрый и верный, из-за горстки дерзких.
Эти представления не возымели иного действия, кроме как еще больше ожесточили Флора. Воспламененный гневом, он приказал солдатам разграбить Верхний город – древнюю крепость Давида на горе Сион – и убивать всех, кто попадется на пути. Солдаты, столь же алчные, как их начальник, и вдохновленные его приказами, превзошли даже его ожидания. Их ярость не ограничилась указанными рамками: они врывались во все дома, убивая всех подряд, без различия пола и возраста. Число погибших, включая женщин и детей, достигло трех тысяч шестисот. Среди них были и знатные люди, которых схватили солдаты и привели к Флору: он приказал бичевать их, а затем распять. Среди распятых оказались даже несколько римских всадников; и Иосиф справедливо замечает, что это было настоящим тираническим поступком со стороны Флора – так жестоко обращаться с людьми, которые, хоть и были иудеями по рождению, но имели римское гражданство и звание.
