Кроме прочего мне выделили шкафчик в раздевалке и повели на экскурсию. Ее поручили начальнице колбасного цеха Наталье – приятной благовидной женщине средних лет.
Для начала она повела меня смотреть «линию», так называли основное помещение комбината, где производится забой скота и его разделка. Линией оно называлось не то за последовательность отдельных операций, которым подвергалась туша животного. Не то за одиночный рельс, разделенный на несколько ступеней и проходящий по центру помещения. От верхней под самым потолком, до нижней в полутора метре от пола. В самом начале помещения у стены стояла высокая железная коробка, к которой примыкала широкая платформа с лестницей. Там и здесь стояли глубокие двухколесные тележки и блестящие металлические столы. Вдоль линии на подвесных тягах болтались какие-то агрегаты: щипцы прихваты и электропилы, с узкой решетчатой платформой у каждого. Очевидно, что разобрать их назначение с кондачка не представлялось возможным и поэтому я просто задумчиво кивал, когда Наталья указывала на то или иное приспособление и описывала область его применения.
Дальше, накинув какие-то дежурные телогрейки, пошли в морозильник. Здесь ровными плотными рядами на стальных крюках, прицепленных к рельсам, висели четверти коровьих туш и тощие тушки баранов. Сразу за морозильником располагался широкий теплый коридор с выходом на погрузочную платформу справа и высокими воротами холодильника слева.
Экскурсия на этом закончилась, и Наталья отвела меня к местному бригадиру Андрею Андрееву для дальнейшего введения в курс рабочих обязанностей. Тот сказал сразу, причем без моих вопросов или пожеланий, видимо и без того знающий, что у всякого вновь поступившего на уме:
– Не волнуйся Ваня, животных тебе убивать никто не даст… до этого нужно еще дорасти, и в холоде они от твоих рук ни в коем случае не пострадают!
По местной традиции, как и любого новичка, меня отправили на работу в морозильник. По местным меркам самое незавидное распределение (кстати, здесь работали не только вновь поступившие, но и проштрафившиеся). Дело, порученное мне, было не хитрое. Задача состояла в том, чтобы разъединять смерзшиеся четверти туш коротким ломом и сталкивать их к дверям коридора. После этого их сбрасывали с рельса и укладывали на поддон автокара. Затем один из тех, кто имел сноровку в его управлении, отвозил туши в холодильник, и все повторялось снова.
Кстати, я не особенно удивился тому, с кем мне выпало работать, – мне и прежде везло на сомнительную компанию. Кроме меня новичков здесь не было, и получалось так, что остальные трое моих собригадников принадлежали к роду вечных штрафников. Об этом некоторое время спустя мне рассказал Олег. Их звали Гриша, Миша и Алда (не знаю, настоящее это имя или нет) – эти работали здесь уже несколько лет и давно заимели одну на всех репутацию неблагонадежных. По рассказам Олега за воровство здесь увольняли сразу, но необходимо было попасться на нем с поличным. А если такого не происходило, и при этом обнаруживалась пропажа, то сотрудник, на рабочем месте которого недосчитывались, допустим, бараньей ноги или куска вырезки, автоматически попадал в штрафники и отправлялся в морозильник. А Гриша, Миша и Алда в этом смысле находились в глубокой опале. Даже короткое время, проведенное ими вне морозильника, сразу отзывалось пропажей мяса на их рабочих участках. Старожилы уже давно отсмеялись на этот счет и говорили, будто эти опальные сами уже ничего не воруют, вместо них это делают другие, а начальство по привычке списывает всё на них.
