Андрей приложил руку к груди:
– Все пью. Ты мой второй батька.
Эти слова так расстрогали Алима, что у него заблестели глаза. Да, этот парень входил в его очерствевшее сердце. Поэтому деда резануло, когда он нечаянно подслушал разговор Андрея с Митяем. Андрей высказал предположение, что они загостились у Алима, и что отец Митяя, наверное, их заждался и сильно тревожится. Митяй, конечно, скрыл от друга, что ему не очень хочется уходить от Алима. Чего греха таить, здесь сытая жизнь: мяса, рыбы вдоволь ешь. Да и хлебец в достатке. А отец… ну что отец, он ведь не дитя какое. Но разве это скажешь? Он отговаривался тем, что Андрею надо долечиться.
Да и Алиму не хотелось отпускать ребят, уж больно добрые попались. Но понимал, что им, молодым, жизнь здесь кажется тусклой, безрадостной. Раньше ему нравилось быть одному. Но вот эти двое ворвались в его жизнь, и сейчас ему было трудно с ними расстаться.
Однажды, когда Митяй переправился на противоположный берег пострелять птицу, Алим и Андрей поднялись наверх и сели на поваленное дерево. Они просидели какое-то время молча. Андрей следил за какой-то серой птахой, которая деловито скакала по земле и изредка что-то клевала. А Алим задумчиво смотрел куда-то вдаль. То ли он вспоминал прожитые годы, то ли думал, удастся ли ему увидеть следующую весну. Бог его знает.
Андрей шевельнулся. Птаха вспорхнула и куда-то полетела. Парень провожал ее глазами. Когда птаха скрылась, он с болью в сердце произнес:
– Домой, видать, направилась!
Кажется, что он сказал особенного, но Алим понял, что парень в душе страдает, думая о доме. Он повернулся к нему:
– Скажи, Андрей, кто ты будешь?
Парень удивленно посмотрел на деда. Его изумил даже не вопрос, а то, как Алим спросил. Глаза их встретились. И он понял по его взгляду, что уходить от вопроса ему нельзя. Андрей отвел глаза, ибо в груди боролись два чувства: сказать или нет. Его молчание по-своему оценил Алим.
– Если тебе тяжело говорить, то не надо, – сказал он и поднялся, чтобы уйти.
– Да нет! Постой! Княжич я! – почти воскликнул Андрей с болью в голосе, – княжич!
– Княжич? – почему-то переспросил Алим.
– Да! – как-то нехотя, точно стесняясь своего положения, ответил он.
– А каких кровей? – продолжал допытываться Алим.
– Стародубский я.
– Стародубский? – дед даже отступил.
– Да, Стародубский, – повторил Андрей.
– И как же ты оказался здесь?
И Андрей принялся рассказывать. Алим, прислонясь к дереву, внимательно слушал его. Закончил же парень повествование такими словами:
– Не знаю, Алим, что и делать: вернуться домой или нет.
Сказав, он посмотрел на деда, но по его обросшему лицу нельзя было узнать, о чем тот думает. Только его глаза светились непонятным огоньком.
– Да нет, сынок, я думаю, возвращаться тебе нельзя. Ну, упадешь ты в ноги Ивану Даниловичу. Думаешь, он тебе поверит?
– Думаю, поверит!
– Нет, дорогой Андрей, вряд ли. Твой дядька, полагаю, у него побывал и все свалил на тебя. Кто может правду сказать? Тетка? Но ты сказал, что ее зарубил антихрист.
– Так что же мне, Алим, делать?
– Что же тебе делать? – растягивая слова, произнес Алим. – Но прежде хочу сказать тебе, что я не Алим.
Произнеся эти слова, он посмотрел на Андрея.
– И мы с тобой, парень, одних кровей.
Андрей удивился:
– Так ты?..
– Всеволод Иванович Стародубский! – торжественно произнес он.
– Да! Вот так встреча!
Они обнялись.
Когда прошли первые минуты радости, Андрей спросил:
