Древляне же речевали кратко и рублено. Зато не двусмысленно. Но при разговоре полянина и древлянина последний бы обвинил первого в лицемерии и попытке запутать собеседника. Кривотолки – так называли древляне витиеватую речь.
– Да, я жрец, господарь! – старик оторвал лоб от земли. – И вот вам слово от чуров идти своею дорогой. Никому не расскажем о вас.
Старик сорвал с груди гирлянду из перьев и протянул Асмунду.
– Оберег в залог.
Асмунд взял оберег на кончик меча. Сталь порчи не боится.
– Что думаешь? – Асмунд обернулся к Свенельду.
– Бери, да поедем. Не нравится мне тут.
Тогда Хельга вновь подала голос:
– Да как же нам знать, что уже не навели на нас порчу?
– Ты про что это? – нахмурился Асмунд.
– Я живу… жила близ славян. Хотя сама не их роду. И видела, что на русалии особую болезнь чуры насылают. На тех, кто правил не блюдёт.
– Что за болезнь?
– Будешь до воды одержим. Пока не утонешь. Так русалки к себе гостей зовут. Особо – мужей.
– Это так, старик? – Свенельд спрыгнул с коня, подошёл ко жрецу и встряхнул его за ворот.
– Чего у чуров на уме, кто бы знал…
– А ты сам-то знаешь, кто перед тобой? – тряс его Свенельд.
– Почтенные норманны.
Он вяло кивнул на амулет в виде молоточка на шее Свенельда.
– Вон там едет княжна Киевская.
Старик не знал, что сказать, и слёзы сочились в разломах морщин.
– Коли чуры твои ей вред уже сочинили, так Киев на вас воев нашлёт, всех порубит!
– Так что ж я…, – кряхтел старик.
– А пусть нам очищение даёт, – заметил один из гридней.
– Верно, – сказала Хельга, – пускай ведёт на капище, да при всём племени у чуров за нас просит.
Когда Свенельд согласился на это, Хельга еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости. Что угодно, лишь бы вырваться от них – столкновение, бой, кутерьма, пьяный пир… Всё, что нарушит неумолимое шествие отряда в Киев. Теперь-то она должна что-то придумать!
– Мне их ведовство не знакомо, – пожал плечами Асмунд, – только знаю, что в лесах этих мор живёт.
– Сам Локи нас сюда завёл, не иначе! – сплюнул Свенельд.
Он оглядел верхушки синих елей. Точно раскрытая пасть над поляной, а перед нею – космы берёз трещат грачиными гнёздами. Не так трещит погребальный костёр. Так смеются мертвецы гнилой гортанью.
Свенельд тронул молоточек на шее, прошептал защитную вису3.
– Не Локи, – Асмунд кивнул на Хельгу, – а она. Я слышал, её отец в сговоре с духами. Из Хельхейма к нему приходит призрак жены.
– Тише, Асмунд, – голос Свенельда дрогнул, – кровью дела не решить.
При этом широкие зрачки его впитывали бурые руны на посохе. Перепуганный до полусмерти старик казался теперь Свенельду божеством леса.
В самом деле, успел подумать он, откуда старик взялся? В тот самый миг, как мы хотели стрелять… Вырос из-под земли, как тролль!
Он не знал, что старик, заметив отряд ещё издали, лёг среди кочек, надеясь, что те проедут мимо. Лежал и поскуливал от страха. Но когда дело дошло до луков, не выдержал – среди девиц были его внучки.
– Пошли, – шепнул старик, – я отведу вас на Семик. Будьте гостями.
Задерживаться на пути не хотелось, но ещё меньше хотелось нести господину Великому Киеву моровую порчу на порог. Нужно очищение. К тому же, убийство гостя на священный Семик, когда провожают русалок в навий мир – неслыханное дело. У древлян даже своей смертью умереть в эти дни было нельзя. А того, кто всё же собирался испускать дух, либо уносили родные подальше, где никто никогда не найдёт его тела, либо он уходил сам. Понимал, что своей несвоевременной кончиной обозлит навий мир, и весь год упыри будут лазить в щёлку между мирами, оставленную его душой.
