Под последней строчкой кто–то успел пририсовать человечка с огромными ушами – лоха. Вот–вот. Именно лохом Нила себя и ощущала.
…Все точно сошли с ума.
Группа разделилась на имущих и неимущих, на способных и бездарей, на ленивых и трудяг. Эти подгруппы находились в постоянном броуновском движении, что–то искали, подсматривали, подслушивали, куда–то бегали и что–то доставали. Моментально острым дефицитом стали журналы мод.
Кто владел журналом, тот владел сознанием, а кто не мог себе позволить «Bazaar» или «Vogue» практически превратился в изгоев.
Желающие получить хоть на день свежий номер записывались у старосты группы.
Из библиотеки исчезла даже «Burda» времен бабушек – это все, что перепало Нилке, пока она ждала своей очереди на новенький «Elle».
Вообще журналы мод Нилка не любила, но радовалась, когда получала возможность их полистать.
Листая «Vogue» или«Bazaar», не столько рассматривала фасоны одежды, сколько старалась уловить тенденцию. У нее даже получалось с большой долей вероятности предсказать, какой стиль войдет в моду и какой цвет станет трендовым – тот, которого давно не было, о котором все успели соскучиться. Так случилось с баклажаном. Так было с персиковым. И с коралловым.
Получив, наконец, «Elle», Нила поняла, что ей ничто не поможет. Пропорции – это и есть красота, говорила Шанель. Пропорции и цвет,– добавляла от себя Нилка. От этой мысли хотелось выть: что–то ей всучит Варенцова, какую дерюгу? Всем известны вкусы старухи: лучшей расцветкой она считала кумач.
За всеми перипетиями, Нила совсем выпустила из вида, что, проучившись три года, Наташка Бабич так и не научилась шить. Под словом «шить» подразумевалось – создавать одежду без конструктивных дефектов.
Наташка вещь не чувствовала, детали не прилаживала, а пришпандоривала и приляпывала. Все, что выходило из–под руки будущего мастера–закройщика Натальи Бабич, выглядело в точности, как рассказывал в свое время Аркадий Райкин.
Вкусом Наташка тоже не могла похвастать: предпочитала пафосные фасоны «а–ля королевишна», нагружала вещи лишними деталями, не учитывала особенности силуэта, рисунок ткани, да и чувство пропорции ей было не ведомо, так что на модельера–конструктора Бабич тоже не тянула.
Впервые за все годы учебы Нила испытала удовлетворение при мысли о криворукой Наташке: она по определению не могла быть конкуренткой.
У нее, Неонилы Кива, вообще не было конкурентов в их Альма–матер. Завистники были, а конкурентов не было.
***
…На дворе стоял апрель, аромат цветущих яблонь врывался в открытые окна аудиторий.
Учащиеся третьего и четвертого курсов, построенные во дворе буквой «П» уже минут тридцать изнывали в ожидании гостей. Гости задерживались.
Первокурсники и второкурсники допущены к действу не были и умирали от любопытства, густо облепив окна второго этажа.
Букву «П» уже порядком вспучило, когда со второго этажа раздалось долгожданное:
–Е–дут! Е–дут!
Через несколько минут во двор въехала «Газель».
Интригующе долго из машины никто не выходил, наконец, под одобряющий гул голосов дверь микроавтобуса отъехала.
Первой показалась жгучая брюнетка – отбеленная в хлорке копия Наоми Кэмпбэл. Поставив ножку сорокового размера на асфальт, она распрямилась, являя себя миру в полный рост, чем вызвала гром аплодисментов.
Овации не прекращались, пока последняя красотка не покинула нутро «Газели».
Во дворе техникума некуда было яблоку упасть: в городке событие вызвало горячий интерес, и желающим посмотреть на местный глянец живьем не было отбоя.
