– Не передумала? – открывая перед Элси деревянную дверь, спросил Мориэл.
– Как здесь передумаешь.
От предложений жить в одном доме с настоящим Лордом, пусть и рискуя остаться с незащищенным сознанием, не отказываются. К тому же Элси уже прибавила к плюсам этого предприятия улыбчивого Макса и надеялась, что когда-нибудь и город сможет ненавидеть чуть меньше.
– Сами-то не передумали? – Элси смеялась. Доставать Мориэла приносило ей какое-то особое извращенное удовольствие, наверное, потому что он доставал ее куда чаще и куда с меньшими затратами.
– И на кого я тебя оставлю, полукровка.
Он разжег камин. Алое перо упало за решетку и вспыхнуло маленьким ручным солнышком. Приятное тепло, шуршание и трепет живого тела пламени окутали дом. У людей говорят, что можно вечно смотреть на то, как горит огонь. Люди не знают, почему. Огонь живой. Он дышит, он играет, смеется, иногда кричит, он может злиться, может дремать, может уставать. Может даже умирать. Элси эту жизнь только чувствовала, а вот Мориэл видел. Он и теперь коснулся кончиками длинных пальцев языков пламени, будто погладил. Огонь вздрогнул и – Элси показалось – тихонько хихикнул, как стеснительная девчонка. Лицо Мориэла осветило всплеском света: одну тонкую бровь, впалую щеку, часть лба с новой, еще почти незаметной морщинкой и глаз, глубокую дыру на месте глаза, а на дне – огонь.
Он ходил по комнате, заложив руки за спину и закрыв глаза. Огонь извивался в камине, бился в решетку, стонал. Он остановился. Огонь свернулся клубочком и зевнул. Вновь уютное тепло разнеслось по воздуху. И когда Мориэл обернулся, его глаза были прежними и сам он совершенно по-прежнему продолжил:
– Лорд не доверяет тебе, потому что не может проникнуть тебе в голову. Он привык, что люди вторжения не замечают. Наверное, полукровок он никогда не знал, и родился здесь, не в Зазеркалье.
– Его зовут Боб, – зачем-то ляпнула Элси.
Мориэл редко улыбался искренне. Сейчас был как раз такой момент. Он бы, может, продолжил читать нотации, но раздался свист, и через открытое окно в комнату ворвались две стрелы. Одна ловко приземлилась на плечо Мориэла. Вторая же с размаху ударилась в грудь Элси и упала на ее руки.
– Так и не научилась.
– Научится, – бросил через плечо Мориэл, а улыбку спрятал в гладких блестящих перьях Зеркалицы.
Птица на руках Элси встрепенулась, мотнула головой, мигнула умными, совершенно человеческими глазами. Птица выглядела… потерянной. Она смотрела на Элси, в ее глазах, как в зеркалах, отражались такие же зеркально-каменисто-серые глаза хозяйки. И ничего больше не осталось, кроме этих туннелей-глаз. Каждый раз Элси не могла об этом не думать, гладя Зеркалицу по мягкому вороху каштановых перьев. Каждый раз в голове звучал немного разочарованный голос Мориэла: “Она Зеркалица, в этом ее жизнь – стать чужим отражением”.
– Тебе надо возвращаться, – после короткого – больше беззвучного – разговора о Лорде перед камином решил Мориэл.
– Макс на работе, – протянула Элси. Шевелиться не хотелось. Тело вросло в мягкое кресло. Колючие лапки Зеркалицы вросли в плечо. А сама Элси три года назад вросла в этот дом, в лес за окном, а в голову ее врос тихий голос Мориэла, так крепко, что уже не вырвешь.
Но возвращаться пришлось: встать с кресла, выйти из леса, взять за загривок лохматого пса и переместиться на этот раз в центр городка, на соседнюю с домом Макса – или все-таки Лорда – улицу.
