С другой стороны ничего особенного не произошло. Дочке понравилась соседская собака. Сосед не прогнал, разрешил поиграть, поплавать. И что, разве из этого можно строить какие-то догадки? Размечтался…
Андрей поглядел на звёзды. Холодные, молчаливые и далёкие, они блестели рассыпавшимися стекляшками и таили в себе одно безразличие.
Вспомнился Фома. Андрей так и не сходил к нему на могилу. И дело было не в лени, нет. Что-то удерживало его, словно камни были привязаны к ногам. Фома всё ещё оставался в памяти живым, весёлым и бесшабашным парнем, тем, которого он знал в самом начале их знакомства. Тогда Фома учился в институте, готовился стать авиаинженером. Приезжал на каникулы и, сходя с поезда, вытаскивал следом рюкзак таких невероятных размеров, что брало изумление, как удавалось провозить столь громоздкую поклажу в набитом трамвае, а потом умудриться запихать его в плацкарту. А ему удавалось, и лежали в том брезентовом монстре одни книги, на которые Фома тратил почти все свои деньги. Книги и гитара были единственными увлечениями Фомы. Пить он тогда ещё не начал, к противоположному полу относился с опаской, стеснением, а иногда с пренебрежением. Поэтому ставил заплаты на джинсы и сочинял музыку. Иногда получалось мелодично и красиво, иногда талантливо. Но всё выглядело аккуратным лишь на нотной бумаге, до тех пор, пока в руки не бралась гитара. Ощущение лёгкости мелодичного потока исчезало в один миг.
Он терзал инструмент, словно водил напильником по старой водопроводной трубе. А уж если ему приходило в голову дополнять тактильные пассы вербальными, то в этом случае звук заходящего на посадку лайнера казался ангельским пением. Однако Фому это не смущало, он продолжал творить блюзы, поражая работоспособностью.
Потом у него была группа, потом другая. Потом он запил, ушёл в себя, сел в стакан на самое дно и, наконец, умер. Что осталось после него у Андрея? Три компакт диска да с десяток фотографий.
Что было бы, если бы Андрей остался с ним в той распроклятой группе? Превратился бы в такого же парию? Носился бы с идеей, что он есть самый, что ни есть – настоящий – гений и поэт? Колотил бы по барабанам до тех пор, пока не свалился бы? А потом?..
Иллюзорная жажда славы. Лучше кусок сухаря и с ним мир, нежели дом, полный яств, но с раздором. С раздором с самим собой.
Андрей затушил окурок и вошёл в дом. Арбуз, обойдя дозором сад, прибежал следом. Андрей постелил собаке старое покрывало, а сам улёгся на скрипучий диван. Спать не хотелось. Полежав в темноте, Андрей включил свет, вытащил из тумбочки ворох старых журналов и принялся лениво их перелистывать. Все эти рассказы и новеллы были перечитаны бессчётное количество раз, однако являлись отличным снотворным…
За окнами проехал автомобиль. Арбуз буркнул и повёл ушами.
Проплыл самовар, пёс пронёсся экспрессом… Фонтан брызг. Оля, смех, беготня…
«А мы привезли санки, будем кататься!..»
Ильма. Она идёт сквозь высокую, доходящую почти до груди траву и смеётся. Река манит свежестью…
«Арбуз! Арбуз!.. Андрей!..»
Бум! Бум! Бум!
Собака рванулась к двери и заскулила. Андрей проснулся и зажёг свет. В дверь отчаянно колотили. Андрей вскочил с постели, вышел в коридор и откинул щеколду. В дверь шагнула Оля и обняла Андрея за ногу. Девочка рыдала, захлёбываясь слезами.
– Оленька, что случилось? – Андрей подхватил Олю, занёс в комнату и посадил на стул, – Ты почему здесь? Почему одна?
