– Пошли брать Петракова, у меня с собой есть фашистская листовка.
В это время Петраков, сидя на лавочке возле маленького дома размером пять на пять метров вместе с сенями, выкурил самокрутку, вошёл в дом и гаркнул:
– Эй, Ванька, ты спишь?
С печки раздался голос:
– Я засыпаю, время отбоя.
– Маня, а ты?
Женщина, которая выглядела намного моложе своих пятидесяти пяти лет, отозвалась с высокой лежанки, пристроенной к печке:
– Тебя жду, Никифор.
– Ну, коль дождалась, слазь ты с этих нар и ложись на кровать.
– А ты что на нары полезешь? Ты на них не поместишься.
– Зато у тебя кровать двуспальная.
Маня притихла.
– Чего молчишь? Ты для начала, Маня, скажи, где твой муж и дети? Ты такая красивая, молодая, – мужчина снял с себя брюки, рубашку и расстелил кровать.
Женщина всхлипнула:
– Я – безмужняя. Был у меня один женатый мужчина, я после него даже поправилась, а в округе из-за этого заговорили о моей беременности. Но из наших отношений получилась одна пустота. Мужчина вскоре вернулся к своей жене.
Петраков подошёл к женщине, погладил её волосы:
– Маня, я – не насильник. Давай хотя бы на время войны побудем мужем и женой, а потом видно будет.
Маня молча сползла с нар и легла на кровать. На женщине была надета лишь одна ночная рубашка.
Степан с двумя партизанами подошёл к маленькому дому, прислушался, постучал в окно и посмотрел на Голубева. Кузьма Трофимович прильнул к стеклу.
– Эй, бойцы, вас командир вызывает. Я жду вас возле большой берёзы на холме. На сборы даю десять минут.
Из темноты с другой стороны окна раздался голос Петракова:
– Ты что ли, Кузьма? Сейчас будем.
Контрразведчик и разведчики поднялись в начало улицы и сели под огромной берёзой. Степан погладил шершавый ствол великанши:
– Ей лет сто.
Егор снисходительно улыбнулся:
– Лет семьдесят ей.
– Откуда такая точность? – Степан удивленно глянул на Егора.
– Возле моего дома растёт берёза таких же размеров, и осталось ей жить лет пятьдесят. Такой век берёз. Когда вернусь с войны, рядом со своей красавицей посажу молоденькую берёзку, чтобы символ России и красоты не иссякал в веках.
Степан усмехнулся:
– Интересный ты человек, гармонист, усмехнулся Степан, – в отношении тебя у командиров есть идея.
– Что за идея? – оживился парень.
– Потом скажу, а теперь приготовьтесь: наши «герои» на подходе.
Петраков с товарищем вынырнул из темноты и, увидев несколько человек, удивлённо пожал плечами.
– Нам, наверное, предстоит секретная операция, но я, товарищи бойцы, всегда готов к выполнению любого боевого задания.
– В таком случае сейчас идём с нами к командиру для получения дальнейших указаний, – контрразведчик взмахом руки пригласил всех следовать за ним.
Командир батальона, занимавший для своего штаба просторный дом, строго посмотрел на вошедших партизан и рукой пригласил сесть за стол.
– Я не буду терять время и задам один лишь вопрос: откуда у нас в отряде появляются фашистские листовки?
Голубев оживился:
– С воздуха гады сбрасывают.
– И я так думаю, – подхватил версию Петраков.
Командир батальона повертел листок в руках:
– Так-то оно так, но вот вопрос: слишком уж часто эти листовки прямо под ноги бойцам попадаются, и самолётов немецких вроде над нами столько не летает. Что вы думаете по этому поводу?
– Разрешите, товарищ командир? – Егор насупил брови.
– Давай, Алексеев, выкладывай свою версию.
– Я так думаю, что эти листовки кто-то специально под нос нам суёт. Я бы этого гада своими руками расстрелял.
