И махнул рукой:
– Ладно, Кеби, оставь серебро себе. Горус, надеюсь, не забудет доброту моего сына, выручит, если что… – положил он руку на голову Эли.
От понимания того, что серебро у них остается, Кеби радостно заулыбалась. Ее маленькое морщинистое лицо, похожее на обезьянью мордашку, засветилось от счастья.
– А я испугалась, – затараторила египтянка, взяв Горуса за руку. – Думала, мой охламон стащил где-то.
Горус возмущенно заворчал:
– Чего сразу стащил?!
Когда они ушли, Шуну все-таки дал подзатыльник сыну. Не сильно, скорее для острастки.
– В следующий раз у меня разрешение спрашивай, прежде чем что-либо раздавать, понял?
– Понял, – буркнул в ответ Эли.
Зэев с несколькими мальчишками стоял во дворе своего жилища, наблюдал за тем, как на соседнем дворе отец Эли привечал гостя. Это он, Зэев, и его товарищи, сопроводили знатного господина в богатом одеянии и его слугу к соседям. Египтянин так и спросил, застав их компанию за игрой: «Где живет мальчик по имени Эли, у которого дядя Махли жил в городе?»
Дядя Шуну низко кланялся знатному гостю, каждый раз, при поклоне, трогая за край его одежды. Во имя бога Амона-Ра просил прощения у египтянина за свою бороду: не до нее было, болел сильно, чуть живой остался. Если господин велит, он тут-же отрежет ее самым тупым ножом, что найдется в деревне, чтобы впредь неповадно было. Нет?! Не надо?! Ну и хорошо, как только господин покинет его жилище, он, не мешкая, сбреет бороду. Амон-Ра тому свидетель. А пока пусть господин простит его за бедность, за то, что ради гостеприимства вынужден пригласить столь высокого гостя в свое жалкое жилище. За то, что ему, бедному хабиру, придется потчевать дорогого гостя простой пищей, тем, что Амон-Ра послал ему за его честный и тяжелый труд.
Тетя Кара, Агарон и Гила все это время стояли, сгрудившись у входа в дом, низко склонив в почтении головы.
Гость, невысокий египтянин в длинной прямой тунике, в кожаных сандалиях, с широкими золотыми браслетами на запястьях и щиколотках, чуть склонив голову, слушал приветственную речь хозяина жилища.
Дождавшись, когда дядя Шуну закончит рассыпать перед ним восхваления, он велел хозяину не возносить его столь высоко, напомнив, что на суде у Осириса они все будут равны.
Наклонился, чтобы отогнуть край холщовой ткани на большой корзине у ног.
Мальчишки чуть изгородь не свалили, пытаясь разглядеть что там?
Египтянин велел слуге внести в дом корзину. По тому, с каким трудом тот поднял ее, было видно: подарков – много.
Вскоре двор соседей опустел. Но ненадолго. Из жилища выбежал Агарон.
– Кто-нибудь сбегайте в мастерскую кожевников, позовите Эли домой, – оглядел Агарон взволнованными глазами мальчишек.
Двоих как ветром сдуло.
Агарон вернулся к себе.
Переулок начал быстро заполняться людьми. Самые любопытные из них негромко окликали мальчишек, требуя рассказать о случившемся. Но, не добившись внятного ответа, сами строили догадки.
Наконец, Эли в сопровождении уже не двух – гораздо больше – мальчишек появился в начале переулка. Он недоуменно крутил головой. Казалось, все жители деревни собралась на крохотном пятачке перед его домом.
Гила выбежала во двор. По ее заплаканным глазам было видно, что она чем-то расстроена. Но, завидев брата, она широко заулыбалась, замахала ему руками:
– Эли, братик, быстрей иди домой!
Прошло немало времени, когда они вновь вышли во двор: египтянин, его слуга и вся семья Эли.
