Эли спешил.
Сегодня Гила должна была прийти в город, а он, вернувшись домой со свидания с Натимут лишь под утро, умудрился проспать чуть-ли не до полудня. После пробуждения еще и Потифар отнял у него кучу времени: узнав, куда Эли торопится, тот всеми правдами и неправдами пытался отговорить его от этой затеи. Мол, Эли здорово рискует – вдруг его узнает кто-либо из соплеменников. Узнает один, узнают все.
Но Эли твердо стоял на своем: прошло больше пяти лет, он уже не тот лопоухий мальчуган, каким его видели в последний раз хабиру. А отпустить Гилу одну ходить по базару равносильно добровольно вручить серебро жуликам или ворам. Уж сколько хабиру пострадало от их рук…
Запыхавшись, Эли вбежал на площадь, забитую многоголосой и разномастной толпой. Стражники-меджаи в кожаных набедренных повязках и светлых немесах[18] в красную полоску удивленно посмотрели ему вдогонку.
Гила стояла на верхних ступенях храма. Одета она была в платье до щиколоток, на голове покрывало. На плече – большая холщовая сумка.
Возле нее крутился Цафнат с обольстительной улыбкой на тонких губах.
Эли в сердцах сплюнул: угораздило сестре нарваться именно на него!
Он укрылся за стволом раскидистого клена, растущего возле пекарни.
«Конечно, можно что-либо соврать египтянину, рассказать выдуманную историю – почему я встречаюсь с девушкой-хабиру, – раздумывал Эли, как выйти из создавшейся ситуации. – Но в свете событий последних дней лучше не рисковать. Да и сестра может невзначай подвести словом…»
Египтянин же не оставлял в покое Гилу, кружил вокруг нее. Она сделала попытку уйти, но Цафнат ухватил ее за одежду.
Звонкая пощечина заставила прохожих обернуться.
Гила испуганно зажала рот – ударив египтянина, она тем самым нарушила Закон, по которому ей грозило жестокое наказание.
«Сейчас страж кошек схватит сестру и отведет ее к начальнику стражи!» – Эли готов был броситься на защиту Гилы.
Но, удивительное дело, Цафнат лишь изумленно таращился на нее.
Воспользовавшись замешательством, Гила растворилась в толчее, оставив египтянина в окружении потешающихся зевак.
Хранитель кошек еще некоторое время постоял, оглядывая толпу, после, потирая щеку, побрел ко входу в храм, где в святилище богини Баст его ждали хвостатые питомцы.
Эли поспешил догнать сестру.
Цафнат крошил хлеб в широкое блюдо, наполненное чуть-ли не до краев молоком, не переставал думать о строптивой незнакомке:
«Такую видную девушку трудно было не заметить прежде. Наверное, она из поселения, из числа хабиру. Надо же, даже имя не сказала. Как она меня осадила, какую мне влепила пощечину! Молодец! – восхищенно смотрел Цафнат перед собой. – Ни одна египтянка не то что ударить, дурного слова против меня сказать не смеет, а она – смогла! Не побоялась!»
Страж кошек приложил ладонь к щеке: ему даже почудилось, что он чувствует нежное касание пальцев иноплеменницы на своем лице.
«Что за наваждение! Боги, я пропал! Если не познакомлюсь с ней, не узнаю имени ее, считайте, жизнь я прожил даром!»
Цафнат открыл клетки, в которых содержались кошки. Священные животные со всех лап бросились к глиняным мискам. Цафнат же устремился на базар, не дожидаясь, пока усатые питомцы насытятся.
После недолгих поисков Цафнат разыскал гордячку возле навеса с украшениями. Красавица прикладывала к своим ушам то одни сережки, то другие, счастливо улыбалась невысокому парню, стоявшему к Цафнату спиной.
