Две недели прошло с тех пор, как Эли приступил к выполнению своих обязанностей в должности помощника начальника архивом. Для него с левой стороны от столика начальника, поставили точно такой же – из темного дерева с ножками в виде бычьих ног. У юноши был свой набор красок и тростниковых палочек, кружка с водой. Единственное, чего не разрешил Хуфу, так это иметь свою лампу. Из-за риска устроить пожар в помещении, полном свитков, они пользовались одним светочем на двоих.
Помещение заново отштукатурили. Вместе со старой штукатуркой рабочие уничтожили и картину безвестного художника, так понравившуюся Эли. Но он совсем не расстроился. У него теперь голова была забита одним – скорей бы наступил полдень.
Юноша украдкой от Хуфу наблюдал за полосой света, что проникал в архив через узкую щель у него над головой, как только она доходили до угла слева от двери, радостно объявлял об окончании рабочего дня и под понимающую улыбку начальника бежал на свидание с Натимут.
Да-да! Эли на следующий же день их знакомства признался девушке в своих чувствах! И, о чудо! Девушка не отвергла его.
Обычно они проводили время на берегу протоки. Взявшись за руки, бродили под финиковыми пальмами, слушали пение птиц, любовались ибисами, охотящихся за лягушками на мелководье. Эли знал множество сказок и песен, а если чего не знал, то придумывал на ходу.
Время для влюбленных летело быстрее выпущенной стрелы. Когда тени становились длиннее, а ветер с севера приносил прохладу, Эли провожал Натимут до дома.
Юноша ложился спать с именем любимой на устах, а просыпался, млея от мысли, что сегодня он вновь увидит ее…
Сегодня Эли задерживался на работе дольше обычного. Хуфу, сославшись на расстройство желудка, ушел домой пораньше. Угораздило же его закусывать вино испорченным сыром именно тогда, когда писцы нескончаемой вереницей понесли отчеты по собранному урожаю.
Сопроводив последнего посетителя до двери, Эли повернул ключ в замке и чуть не опрокинув на бегу чан с водой, выскочил наружу. Солнечный свет на короткое время ослепил его.
– Эли!
«Кто?! Кто меня разоблачил?! Кто смог узнать во мне хабиру?» – вздрогнул юноша.
Припадая на левую ногу, через дорогу к нему спешил Зэев.
Вот уж от кого Эли не ожидал столь опрометчивого шага. Он кинул взгляд вокруг, облегченно выдохнул – никого.
– Я тебя жду, жду, а ты не выходишь, – широко улыбаясь, Зэев протянул руку.
Но Эли вместо приветствия схватил товарища за запястье, потянул за угол здания.
– Ты что творишь, Зэев?! – гневно уставился Эли на него. – Ты хочешь, чтобы все узнали, кто я?!
– Так нет же никого рядом, – растерянно улыбнулся соплеменник.
– Что-то случилось? – Эли стало неудобно за свое поведение перед товарищем – наверное, он не просто так его ждал?
– Гила просила передать – через два дня будет ждать тебя у храма Маат, – повеселел вновь Зэев.
От внезапного приступа раздражения юноша готов был завыть гиеной: «Они все с ума посходили, что ли – один средь бела дня мое имя на всю улицу кричит, сестре приспичило со мной по городу прогуляться?!»
– Скажи Гиле, я ночью приду и сообщу ей, когда нам луч…
– Мшэт, да будет в твоем сердце милость Амона Ра! – раздался голос с хрипотцой.
Цафнат возник из-за угла здания так внезапно, что сердце Эли оборвалось – слышал ли египтянин их разговор?!
