Изломы - страница 3

Особое положение Александры Яковлевны обусловливалось тем, что комнаты принадлежали ей на правах кооперативной собственности, тогда как прочие жильцы являлись обычными квартиросъёмщиками. Такой вот смешанный принцип распределения жилья был применён при заселении в тысяча девятьсот двадцать четвёртом году нового дома.

– Муж-то у Александры Яковлевны – сидит! – перейдя на заговорщицкий шёпот, сообщила Клавдия Семёновна Ане.

– Сидит?!

– Как вредитель. Что-то он на западной границе строил, а оно в одночасье рухнуло. Вот его как главного инженера и посадили. Александра к нему на свидания ездит, не разводится. А ты, что про себя надумала?

– Я, баба Клава, уже развелась и фамилию девичью вернула. Мы с Лизой теперь не Даниловы, а Соболевы.

– Ага. Вот это правильно! А что? Я вас к себе пропишу, ты работать пойдёшь, Лиза – в садик.

– Спасибо! Что бы мы без тебя делали?!

Да, Аня окончательно порвала с Фёдором. И потому её внимание непроизвольно притягивалось к Александре Яковлевне, которая от своего мужа-преступника не отказалась. Хотя Аня и понимала, что их ситуации похожи только внешне. Начиная с главного: муж Александры Яковлевны не убийца и её не предавал. Да и вряд ли он вредитель. Скорее всего, был допущен, и не обязательно именно им, какой-то производственный просчёт или случилось стечение каких-то роковых обстоятельств, приведшее к аварии. Но! Александра Яковлевна вполне могла так же, как она, развестись, сменить паспорт и больше не быть женой преступника. А она… Видно, сильна её любовь к мужу! Но разве Аня не любила Фёдора? Ещё как! И, конечно, не догадывалась, что любовь может сгореть в одну вспышку, как молния!

Александра Яковлевна имела довольно строгий вид. Хотя, какой же ещё вид иметь инспектору районо1? Волосы у неё были разделены на прямой пробор и собраны на затылке в пучок, небольшие карие глаза смотрели с внимательной остротой. К тому же на визави подавляюще действовал её немаленький рост, с высоты которого надвигалась большая грудь.

Человеком она была разным: доброжелательным, оптимистичным, временами резким и саркастическим. В такие минуты её обычная московская речь приобретала характерный одесский колорит. (Вообще-то, «выносить мозги», «строить пересоленное лицо», «спрашивать вопрос», делать вам «стыдно» и тому подобные обороты не только колоритны, но и в своей очевидной неправильности демонстрируют тонкое понимание русского языка.) Следует, однако, отдать должное Александре Яковлевне: она знала меру и никогда не становилась похожей на «тётю Соню с Привоза», но то, что Сашенька Беркович была девочкой из Одессы не оставляло никаких сомнений.

Чаще всего она прибегала к сарказму в общении с Натальей Ильиничной Снегирёвой, имевшей, например, привычку гасить свет в коридоре, отчего там наступала кромешная тьма.

– Наталья Ильинична, я вас умоляю, перестаньте экономить моё зрение! –восклицала Александра Яковлевна, поворачивая выключатель.

Если же Наталье Ильиничне случалось надолго занимать своей стиркой ванную комнату, Александра Яковлевна не выдерживала:

– Вы уже три часа моете свой пододеяльник, когда же я смогу помыть моего ребёнка?!

– Господи, вашему Боре тринадцать лет! – вскидывала Наталья Ильинична брови домиком.

– Тем более! На него уже засматриваются девушки!

Конечно же, нет, не засматривались на Борю девушки, поскольку был он внешне неказист, как и большинство мальчиков его возраста: длинная шея, костлявые плечи, тонкие руки, которые мучительно не могли найти себе места. Ко всему у него было какое-то припухшее и обиженное лицо, будто он долго спал или только что нарыдался.