Павел (сейчас)
Я стою в больничном коридоре, прислонившись к стене. Напротив — дверь в палату дочери. Алиса. Дочь. Реанимация. Состояние тяжелое. Черепно-мозговая травма. Переломы конечностей. Сдавливание внутренних органов, кровотечение.
Голова как в тумане. Алиса. Дочь. Реанимация.
Когда Алиса выплакалась у меня на плече и затихла, продолжая, тем не менее, шептать, что ее не пускают дочери, я попросил ее подождать, а сам отправился к заведующей реанимационным отделением, чтобы выяснить все подробности состояния Анжелики и решить вопрос с посещениями. И вот Алису наконец-то пустили к дочери. Ненадолго. Всего на несколько минут. Меня — нет. В графе отец у девочки стоит прочерк. Этот факт меня не удивляет, а вот то, что я здесь, спустя столько лет, встретил Алису и узнал, что, оказывается, у меня есть дочь, вводит в ступор. В голове миллиард вопросов: как так получилось, почему утаила, почему ничего не потребовала тогда, когда уходила… Ни один из них я не задаю. Сейчас не время выяснять. Главное — понять, что с ребенком и как помочь девочке. Врачи говорят, что если в ближайшие двенадцать-восемнадцать часов не будет ухудшений, то выкарабкается.
Прикрываю глаза, пытаясь осмыслить все произошедшее, и слышу чьи-то решительные шаги. Неподалеку останавливается мужчина, бросает на меня нахмуренный взгляд. Видимо, тоже к кому-то пришел, хотя внутрь, туда, где лежат больные, пускают по одному и на короткое время. Этот, как и я, в обычной одежде, а не в больничном халате. Алису, прежде чем пустить в палату к дочери, попросили надеть халат, бахилы, шапочку и маску. Она делала все на автомате, находясь в каком-то инертном состоянии. Я лишь надеюсь, что, выйдя от дочери, она более или менее придет в себя. У меня в руках ее сумка, про которую она напрочь забыла, и телефон.
Я открываю молнию и засовываю телефон в сумку.
— Простите, — тихо говорит только что появившийся здесь мужчины. — Это, кажется, телефон и сумка Алисы?
Я поднимаю на него вопросительный взгляд.
— Ее, — киваю я. — А вы кто?
— Муж, — говорит он и тут же поправляет себя: — Почти муж.
— Ясно, — безразлично произношу я, а внутри вдруг поднимается волна раздражения.
— А вы кто? И почему ее вещи у вас? — спрашивает он.
— А я отец Анжелики, — отвечаю я.
— В каком смысле? — хмурится он.
— В прямом. — Я сую ему в руки сумку. — Алиса выйдет, постарайтесь если не увезти ее отсюда, то хоть как-то успокоить. Она в ужасном состоянии. И передайте, что я вернусь позже.
Мужик явно ничего передавать не собирается, но это и не важно. С Алисой мы поговорим позже, когда наступит подходящий момент.
Я иду в сторону выхода из отделения и слышу, как позади раздаются голоса и всхлипы. Оборачиваюсь — Алиса вышла от дочери. Она вытирает слезы, а мужик, «почти муж», обнимает ее, прижимая к себе. Я порываюсь вернуться и узнать, как дочь, но понимаю: сейчас я здесь лишний. Твою мать! Резко разворачиваюсь и ухожу. Слишком много событий для одного утра. Чрезмерно много. Аж ум за разум заходит.
Ладно. Сначала нужно решить проблему Инны. Проблему, мать ее, Инны. Она вроде бы тоже должна лежать в интенсивной терапии, хотя я не уверен. Иду на фронт-офис, чтобы выяснить, где теперь эта идиотка.
— Инна Снегина? — переспрашивает медсестра и просматривает список пациентов. Потом поднимает на меня полный осуждения взгляд. — Это ведь та, что сегодня утром сбила детей возле школы?
